- Благодать Иллиора, я полагаю, - расхохоталась Клиа, испытав безмерное облегчение.
Мика теперь либо вернулся назад, в своё измерение, либо он мёртв, а значит, пытки дирмагнос больше ему не страшны.
Разат поволокла её обратно к сияющему камню.
- Разбей это! – зашипела она, показав, наконец, своё истинное нутро, пусть и не подлинный облик. – Сломай, или мои монстры вырвут дитя из твоей утробы!
- Этим ты не заставишь меня сдаться тебе! – отвечала Клиа, стараясь подавить в себе ужас от такой жуткой перспективы. – Ну, давай же, убей нас обеих, сейчас же, и покончим с этим! Пропади же ты пропадом тут на веки вечные!
Взвыв от ярости, дирмагнос наслала на Клиа дра’горгоса, тот отволок её назад в башню и кинул к ногам Разат возле столовой. Дирмагнос указала на коридор.
- Думаю, дорогуша, самое время тебе заняться кулинарией.
Он толкнула Клиа, заставив её отлететь по коридору к двери, которую Клиа тут прежде никогда не видела, та самая - и Клиа могла поклясться в этом - которую она, как раз, искала и никак не могла найти.
Распахнув дверь, Разат втолкнула Клиа внутрь и захлопнула её за нею, оставив Клиа одну посреди древней кухни – крохотной комнатки без окон с одиноким столом и огромной каменной жаровней, в которой плясало зелёное пламя.
Когда глаза Клиа свыклись с сумраком, она увидела мясные окорока, развешанные на крюках под потолочными балками. Вот только с окороками было что-то не так… их форма.
Клиа отшатнулась и попятилась назад, пока не упёрлась в дверь. То были человечьи руки и ноги! А с разделочной доски на столе на неё, не мигая, уставилась мёртвая голова Седжа.
Клиа упала на четвереньки и исторгла из себя содержимое желудка, и ещё долго боролась с позывами рвоты, пока внутри не осталось ничего, кроме желчи.
- Иллиор… Сакор…
Да как она смела теперь молиться, когда в зубах у неё застряло человечье мясо!
Откуда-то из тёмного угла донёсся мерзкий смешок.
Разат вышла в круг неестественного света.
- Рассказать, кого вы сегодня ели на завтрак, милочка?
- Нет! Пожалуйста… не надо.
Клиа отползла от лужи рвоты и встала, цепляясь за стол.
- Ты жива, ты сыта. Разве я не подавала тебе твои самые любимые блюда? Те, что были так желанны тебе? Желания, знаешь ли, мощная штука.
- Зачем?!
- А что мне ещё оставалось делать? Посылать Зеллу в Глубокую Гавань с базарной корзиной? Сама я питалась только их душами. Тела мне были без надобности. Но мотовство же до нужды доведет, не так ли?
Клиа стояла, вцепившись в край стола, пошатываясь и мучаясь тошнотой от этих её откровений.
- Мне просто до смерти хотелось отведать твоей жизни, Клиа, - сказала Разат, надвигаясь на неё. – На вкус это будет нечто! С эдаким-то замечательным душком. К слову, ты собираешься жить и дальше, узнав всё это?
- Ты предрешила мою судьбу, и ты это знаешь. И свою собственную, - процедила сквозь зубы Клиа. – Больше и крошки здесь в рот не возьму!
В ответ Разат весело рассмеялась. Маска её мигом вернулась на место, как тут и была.
- Ты слишком всё драматизируешь, Клиа. Тебя ничто не стоит обвести вокруг пальца. Взгляни-ка на наш чуланчик ещё раз.
Ноги и руки снова превратились в мясные окорока. Судя по всему, бараньи.
А на разделочной доске, где была голова Седжа, лежала освежеванная баранья голова.
- Ты должна простить мне мои небольшие шалости. Конечно, это теперь загадка. Которая из иллюзий реальна?
Разат отворила дверь кухни и выпустила Клиа в коридор, потом подхватила Клиа под руку и повела её наверх, в покои.
- Доброй ночи, милочка, - сказала Разат - ну просто сама доброта на сей раз. – Приятных сновидений.
Клиа вошла в покои, захлопнула дверь и застыла на месте, зажав ладонью рот и стараясь поскорее избавиться от всяких воспоминаний об этой проклятой кухне.
Так которая, всё же, была реальной?
Она подошла к постели и прилегла, ибо ничего лучшего придумать сейчас не могла.
Здесь тоже что-то изменилось, хоть Клиа и не сразу это уловила.
Занавески на окнах поблёкли и местами заметно истлели на солнце. Покрывала, на которых она лежала, были потертыми, простыни - в дырах. Ковёр с пола куда-то исчез, обнажив голый камень.
Это всё что, тоже иллюзия? – подумалось ей. - Её, что же, наказывают этим убогим убранством?
Это, по меньшей мере, выглядело такой мелочной, такой жалкой местью.
Собираясь бежать, они с Микой собрали всё до единой вещички. И теперь от него тут не осталось даже следа, словно мальчик никогда здесь и не был. И впервые за всё то время, что она провела в заточении в этом аду, Клиа испытала подлинное одиночество. На какой-то миг она дала волю отчаянию, но потом села и утёрла глаза.