Каждый из присутствовавших, внимательно выслушав слова Мавена Ворнетта, отнёсся к ним действительно серьёзно и потому был морально готов к самому неожиданному нападению на замок во время бала.
На следующий день, когда было проведено ещё одно собрание, в конце которого Мавен Ворнетт куда-то телепортировался, члены его отряда смогли подготовиться к балу окончательно.
=== Глава 23. Вспышки во мгле (добавлена 15.05.2017) ===
Вечер, мглистый, густой, задумчивый. Пропитанный сладковатыми запахами и далёкими таинственными звуками. Скрашенный добрыми разговорами и тихими несбыточными желаниями.
Поздний вечер наступил на город, мутная пелена мрака легла на улицы, сады, здания. Мрак оплёл стены, высокие, увесистые; а ещё прикрыл город от вмешательства внешнего мира, одолеваемого злобой, жестокостью и ненавистью. Словно запрятав его на далёком необитаемом острове. Чудесном мнимом островке. Уютном уголке, до которого не добирались магические правила и принципы.
Магические… За пределами плескалась магия, но в самом селении — нет. Только люди. Обыкновенные люди, обделённые волшебными способностями, умелыми руками воздвигли городок посреди туманной долины, тихой, маленькой, неприметной. Затаенной в силуэтах деревьев, не бросающейся в глаза буйным особам, отчаянно жаждущим войн и кровопролития.
Боль? Кровь? Ненависть? Эти люди не любили боль, хотя уже не раз с ней сталкивались, не раз отбивали ее зверские атаки. Они считали это неправильным. Они хотели, чтобы все — будь то люди, маги, эльфы или другие главенствующие народы — хранили мир и благоденствие. Тёплые, спокойные, светлые. Позволяющие городам тихо развиваться и совершенствоваться.
Боль была страхом местных жителей; кровь, пролитая в битве, считалась проклятием. Разрушенные площади и скверы означали вечные страдания; подломанные посевы и высадки предрекали нечеловеческие муки, вечные, невыразимые. Выстроенные на фасадах горя и ненависти.
Несмотря на мирные взгляды жителей, этот вечер предвещал неминуемое. Войско, состоящее из людей и магов, целенаправленно двигалось в сторону города, стремясь разрушать, мучить и убивать. Жаждая нещадно сминать выхоженные сады и пастбища, подламывать цветы и деревья. Жадно желая окроплять мощённые камнем улочки чистой, неповинной кровью.
Роуз Монг знала это. Она не раз читала о битвах, долгих, разорительных. И не раз видела изображения, поражающие невыносимой жестокостью.
Роуз не любила чужую боль. А если правильнее, она просто ненавидела смотреть на то, как кто-то страдал, мучился, извивался, умоляя о помощи. Так же, как и те люди, она отчаянно желала мира. Несмотря на то что была магом. Любимой дочерью волшебников, которых великий мастер магии Мавен Ворнетт отправил на некоторое время в секретное укрытие.
В укрытие, которое теперь решительно не имело смысла. Потому что тёмные маги уже подступали, резко, стремительно. Сжигая благоговейные мирные луга, сады, пристани… Разумеется, от них уже не получилось бы укрыться, не вышло бы спрятаться. Даже при яром желании.
Тем не менее тот вечер семья Монг проводила в укрытии, крепком, массивном, но не слишком надежном. Двухэтажное здание, воздвигнутое на окраине города… Оно едва ли способно было защитить от волшебников: магия могла с лёгкостью разрушить и стены, и окна, и кровли. Или проникнуть сквозь щели и трещины, тёмные, незаметные. И закружить в смертоносной воронке невинных жителей, наивно надеявшихся обрести спасение.
Роуз Монг сидела в неуютной комнате, пропитанной затхлостью и ветошью. Напротив неё возвышался потёртый деревянный стол, старый, потрескавшийся. Зачем-то украшенный букетом местных грязновато-розовых цветов. Стены дышали вечерним холодом; шкафы, вдоль них тянувшиеся, разносили неприятные запахи сырости. Сырость. В этих краях было много сырости, там часто шли дожди, обдававшие плохо закрытые здания грязноватыми каплями.
А в комнате ещё стояла кровать, едва державшаяся на подломанных ножках. Но Роуз и ее семья не нуждались в ложе: они предпочитали образ жизни волшебников, а не обычных людей. Поэтому обходились без сна, лишнего, ненужного, отнимающего и без того ограниченное время.
Теперь Роуз сидела за деревянным стоялом и со скучающим видом рассматривала его многочисленные трещины, прислушиваясь к монотонному тиканью часов, которые странно выбивались из общей бедной атмосферы затейливой вычурностью орнамента.