Тьма всё плотнее и плотнее подступала ко мне, она окутывала всё вокруг, погружая меня в сумрак и тихий ужас. Настал момент - и я уже не видел ни рук, ни стенки, ничего, кроме зеленого сияния, медленно приближавшегося и неустанно зовущего. Я был неуклюж. Руки, вместо того, чтобы грести в нужном направлении, то и дело хватались за невидимые нити. Пальцы же теребили зеленое сияние, играя на тех самых невидимых струнах. А ноги - они и вовсе отнекивались: казалось, им не по пути со мной. И только спина пела серенаду; омываемая теплой водой, она почти перестала болеть.
Сердце сжималось всё сильнее, в такт пространству вокруг. Казалось, невидимые тиски действуют не только на свет, но и на жерловину озера. Она - и без того узкая - всё продолжала и продолжала сужаться, поглощая меня и мои надежды выплыть назад. Это была гармония - злая, но справедливая. Свечение было уже совсем близко, на расстоянии двух или трех вытянутых рук, а они, руки, почти касались его очертания, но вновь и вновь ловили пустоту.
В один прекрасный момент я просто ухватился за что-то совсем маленькое, почти неуловимое для больших пальцев. Сложно описать, за что именно, но этот предмет отдаленно напоминал монету. Совсем не то, что я ожидал найти. В любом случае это - что-то! Я даже чуть было не выронил монету, но вторая рука вовремя подсобила, и всё обошлось.
Отец рассказывал мне, что каждая найденная в жизни вещь, будь то мелочь или сокровище, - это либо плата за уже утерянное, либо расплата за содеянное. Он также говорил, что мы всегда платим по счетам, хотя иногда и не замечаем этого или не хотим замечать. «Жизнь всегда расставляет всех на свои места, долги отдаются если не тобой, то твоими детьми», - это были его слова, с горечью адресованные мне. С этой мыслью я понял, насколько он был прав, - ведь вместе с «монетой» я нашел то, чего больше всего боялся, - тьму. В тот самый момент, когда рука сжалась в кулак и монета была заточена в моих пальцах, тотчас спасительное сияние погасло, лопнуло, как мыльный пузырь. Его словно никогда и не было - оно бросило меня на произвол судьбы.
Страх смеялся мне в лицо. Он обнимал меня, приветствовал, как старого друга, и был несказанно счастлив - он ликовал. Меня даже начало подташнивать - не оттого, что происходит, а оттого, что я даже не догадывался, в какой плоскости сейчас нахожусь, стою ли ногами кверху или же книзу, а быть может, вообще лежу на спине. Возможно, будь я космонавтом или летчиком, никакой проблемы бы не существовало, но увы, психологически я не был к этому готов. Кое-как я всё же сумел договориться с паникой и найти нужные слова для воодушевления. Желание жить было неимоверным, да и остаться здесь навечно выглядело куда страшнее смерти. Времени не просто не существовало, его просто не было - ни на обдумывания, ни на план действий. Я просто поплыл, канул в неизвестность, я плыл куда глаза глядят. Наверное, по теории вероятности мои шансы равнялись нулю. Разве что сейчас выплывет отважный ныряльщик-спасатель и отдаст мне свой кислород. А что, шанс умереть от падения метеорита примерно 1 на 700 миллионов! С такой статистикой версия о ныряльщике выглядела вполне осуществимой.
Впереди замерцал призрачный, но вполне жизненный свет, и был он хоть и отдаленным, но вполне реальным. Во всех смыслах реальным - я мог попытаться к нему доплыть. Мысленно поблагодарил те высшие силы, что сжалились и благоволили мне. Но, как это часто бывает, беда пришла, откуда ее не ждали. Прологом злополучия, вероятно, послужила моя рубашка. Когда я прыгнул в воду, то под тяжестью тела она слегка расстегнулась. Часть верхних пуговиц оборвалась, и рубашка отпрянула назад, повиснув на мне, как плащ. Когда адреналин хлещет по венам, такие вещи попросту не замечаются, но даже заметив, я бы ничего не сделал. И вот, когда я болтался в узком и враждебном ко мне пространстве, один из рукавов, видимо, решил, что ему пора откланяться, и зацепился за крючкообразный край скалы. Я же, не подозревая диверсии в свою сторону, продолжал плыть.
Секунда:
все еще взволнованный увиденным впереди свечением, я как ни в чём не бывало продолжаю плыть.
Три секунды:
где-то в глубине подсознания я понимаю: движения вовсе нет, и я лишь болтаюсь на месте. Пытаюсь предпринять возможные шаги и вырваться. Руки улетают в пространство с еще большей скоростью, ноги нехотя гребут быстрее.
Пять секунд: уже осознав весь масштаб катастрофы, я отчаянно хватаюсь за рубашку и, опершись о стену, вырываю ее с мясом. Попутно оставляю скале небольшой кусочек - на память. Пытаюсь плыть еще быстрее, хоть и понимаю, что силы на исходе, как и самообладание.