Вот он опять один, без боевых друзей. Съездить из лагеря в штаб соединения, отвезти пакет и целый день потратить на обратную дорогу — разве это работа? А на досуге не уйти от воспоминаний о том страшном дне, когда погибли все близкие, когда остался он один — за колючей проволокой, с желтой заплатой на спине…
Веселый гром, точно колеса прогремели, прокатился по небу. Конник поднял голову. Над вершинами елей, вздымавшихся за поляной темно-зеленой стеной, вставала серая дождевая туча. Часто так бывает весной, что ждут, ждут дождя, а туча, как бы играя в прятки, тихонько надвинется из-за горизонта и, только когда соберется брызнуть дождем, внезапно заявит о себе веселыми перекатами грома. Гром гремит, и первые капли одна за другой уже падают на листья, на траву, на людей.
Из-за зеленой стены елей дохнуло на конника влагой. Ощутив первые капли дождя, плечи его съежились под изношенной гимнастеркой.
— Эй, Каштан!
Конь охотно прибавил шагу. Но уже поздно, поздно — куда убежишь! Да и убегать-то нечего. И солнце светит, и дождик шумит — будто золото падает с неба…
Ну и дождик! Если б не он, не свернул бы конник с дороги к землянкам, не остановился бы под деревом. Если бы не дождик, не бросили бы дети учиться, не спрятали бы тетрадок с недописанным словом, не побежали бы домой.
Они высыпали из-под зеленого навеса, точно стайка воробьев, и помчались со звонким, веселым криком по узкой дорожке, по мху, между мокрых берез.
Кудрявая девчурка бежала наперегонки с маленьким «автоматчиком». Она уже почти догнала его и радостно смеялась. Она смеялась, а кто-то громко позвал ее, кто-то крикнул так, что дети остановились.
— Ася! Ася! — кричал незнакомый человек с винтовкой. Бросив коня, он бежал навстречу, расставив руки.
Нет, он не для всех был незнакомый, потому что девочка сразу узнала его, вскрикнула и, очутившись у него на руках, обняла за шею. Он целовал ее, повторяя одно только слово, а сверху сыпал на них дождик. Девочка глядела на него, и изумление, даже испуг застыли в ее глазах. Так, значит, тетя Марыля говорила неправду; значит, правду говорила бабушка Зося — папа пришел!
Она прижалась щечкой к его небритой щеке и с ожившей надеждой спросила:
— А где мама и бабуля? Где Иче, где Ханочка, где все?.. Они тоже пришли?
Партизан закружился, как бы выбирая место, а потом сел на мокрую траву, не спуская девочки с рук. Он что-то говорил, повторял все одно и то же, а слезы так и лились. Он утирал их мокрым рукавом, а дождик все шумел…
Уже не только дети стояли вокруг. Уже какая-то женщина протиснулась сквозь толпу и, увидев девочку на руках у незнакомца, закричала:
— Ой, мамочки! Асенька, Ася, да неужто это отец? Что он, с неба свалился, что ли?!
— Это тетя Марыля, — показала девочка рукой. — Я у них, таталэ, жила долго-долго. А это дядя Степан. А еще у нас есть Василь, но он в отряде.
Дядя Степан с топором в руке (он не прятался от дождя, строил землянку) подошел к незнакомому партизану поближе, посмотрел и спросил:
— Твоя?
Спросил, помолчал, а потом сказал:
— Ну что ж, пошли, брат, в хату. Чего тут стоять под дождем!
Вечером, когда мама загнала наконец своего Анатоля в землянку и начала раздевать, мальчик спросил:
— Наш папа — минер, Асин папа — разведчик, а что лучше?
— Все хорошо, сынок, — отвечала мама, — только бы от фашистов скорее избавиться. А лучше всего то, мой мальчик, что вот была девчушка сиротой, а теперь и у нее есть папа.
— А зачем он взял ее и увез?
— Как — зачем? Ведь у них тоже есть семейный лагерь.
— А школы у них нет?
— Нет, так будет…
А в то время когда шел этот разговор, Ася была уже далеко-далеко. Она сидела с отцом на коне и ехала дремучим, темным бором.
Надвигалась ночь, но с папой было не страшно. Только не очень удобно было сидеть, и папа то и дело брал ее повыше, на руки. Тогда она опять принималась ему рассказывать все сначала, отрывками, перескакивая с одного на другое. А он, задумавшись, молчал.
Ася прижалась к нему, затихла и начала дремать. Шумели высокие сосны, мерно вышагивал конь, и, закрыв глаза, девочка представляла себе, что она плывет на лодке… Ася знала это ощущение — дядя Степан не раз перевозил их с тетей Марылей за Неман. Вспоминается Асе, как она так же вот сидела у тети на руках и, совсем как сейчас бормочет сонный лес, бормотала вода. А потом на зеленой, солнечной полянке появился тот славный хлопчик с «автоматом». «Не бойся, я стреляю только фашистов», — сказал он, а все девочки и мальчики из «зеленой школы» засмеялись. Смеялась и тетя Тоня. Милая тетя Тоня! Вот и Ася смеется сквозь сон. Смеется и чувствует, что кто-то ее целует; кто — неизвестно, но это неважно: кто-то очень хороший, конечно. А потом слышится песня. И Ася просыпается.