Мама сказала, что это все старческие страшилки, что не было никакого Матвея, выдумала все бабушка Люба…
Маме тогда я ничего не сказала, но я долго боялась гулять у озера. А иногда ночью, прежде чем лечь спать, я выглядывала в окно. И мне казалось, что деревья, нависая над озером, создают тень человека. А может, это луна играла со мной в злые шутки.
И в тот момент, когда я посмотрела под ноги и увидела треснутый лед, страх стал осязаем.
Я не слышала слов брата. А он просил меня остановиться, не бежать!
Тогда я еще не знала, что чувство вины навсегда безраздельно вытеснит настоящую радость и счастье из сердца.
Если бы я не попросила Андрея задержаться, если бы не побежала, услышав окрик брата…
Если…
Сколько если. Сколько моделей параллельной реальности я изобрела, пока, наконец-то, не поняла – прошлое не изменить!
Мой брат Андрей был мертв, и это навсегда.
Мне исполнилось восемь лет в тот день, когда хоронили Андрея. Родители собрали чемоданы. И больше никогда мы не приезжали в тот дом, на озере.
После возвращения в город было много странного и непонятного. Но ведь я была ребенком, взрослые мне всего не говорили. А я не понимала, почему бабушка никогда не приезжает к нам в гости? Почему родители перестали с ней общаться?
Ведь во всем была виновата только я! Когда я подросла, мне хотелось услышать это. Расставить все по своим местам. Но родители упорно молчали.
И было одно наказание, на которое, не сговариваясь, обрекли меня родные и я сама. Больше никогда я не праздновала свой день рождения.
Где-то в глубине души я так и осталась восьмилетним маленьким ребенком, потерявшей саму себя на том озере.
Известие о смерти бабушки никого не повергло в шок в нашей семье. Такое чувство, что родители давно ждали этого дня.
А я ее даже не помню. Так, детские образы, которые, наверное, не имеют ничего общего с реальностью.
Когда пришло известие... Оказалось, оно уже запоздало. Бабушку похоронили на деревенском кладбище.
Я вызвалась сама. Просто неловко было терпеть гнетущее молчание – каменное лицо матери и растерянность отца. А ведь тогда, много лет назад, мама разучилась плакать. А может, она плакала в спальне, чтобы мы с Виталиком не видели.
Если бы только брат был дома! Он бы все сделал правильно. Он бы все решил.
Но Виталик был в отъезде. Была только я одна. И мне пришлось сказать эти слова.
- Да, поезжай! - облегченно согласилась мать.
Отец порывисто встал.
- Думаю, будет лучше, если съежу я. Решу все до Нового года и вернусь.
Это было благородно со стороны отца защитить меня от прошлого. Но я не могла принять его жертву. И мне не хотелось оставаться с матерью и ее молчаливым, но столь многоречивым взглядом, наедине… Только не сейчас, не зимой.
- Я уже взрослая, папа, я со всем справлюсь.
Кошмары всегда возвращаются в конце декабря. А вот январские ночи растворяются из-за близости восьмого числа…
Машину заносит в пути. Дорога в деревню, как и в детстве, не расчищена.
Вой милицейских машин и скорой помощи извещают, что где-то произошло несчастье, и я снижаю скорость.
Я совсем забыла село «Подборки». Здесь нет маленьких покосившихся домиков. Нет, здесь дома были сбиты из дерева и камня – сильные, уверенные. Не зря село привлекло внимание охотников и рыболовов.
Эта деревня – утерянное прошлое. Смешение стилей царской России, советских времен и последних десятилетий. Я и забыла, как здесь красиво, когда улицы и крыши утопают в снегу.
Остановив машину перед двухэтажным домом, я вспомнила, что у меня нет ключей.
Появилось почти болезненное желание завести машину и умчаться по магистрали в такой же правда ненавистный город.
Мне перестает хватать воздуха. Так уже было, и не раз. Психоаналитик говорил что-то о неконтролируемых приступах паники.
Я опустила стекло. Глотнула холодный воздух и снежинки… на глаза выступили слезы…
Но я все-таки вышла из машины. Хватит прятаться как улитка в своей скорлупе. Вот оно – прошлое, которое скрывается за этим деревянным забором.
Я подошла к калитке, она была заперта. Забор был не больше метра. Я перемахнула через него, зацепив низ дубленки, и кувырком упала в сугроб.