Лишь Митяй вполне объективно относился и к Толь Толичу и к Багрецову, как они этого и заслуживали. Он не искал среди них виновных. Зачем, когда истинный виновник – Левка – сидит сейчас перед экраном и стеклянными глазами смотрит, как исчезает последняя надежда на спасение его доброго имени?
Что же произошло дальше? Как бы испытывая терпение зрителей. Толь Толич не торопился (знал бы он, что за ним наблюдают!) и не спеша, покачиваясь на коротеньких, похожих на бутылки ножках, направлялся к ящику.
– Где бы нам молоточек достать? – спросил он, оглядываясь.
– В моем чемодане, – сухо ответил Багрецов.
Вероятно, он пошел за ним. Толь Толич, повернув голову, крикнул, чтобы захватил и клещи.
– Какой же ящичек вас смущает? – ласково осведомился Толь Толич, когда техник вернулся.
Багрецов не ответил. Уверенными движениями он расстегивал сумку с инструментом…
И в эту самую минуту часовой механизм выключил "Альтаир". Экран телевизора потемнел, будто закрыли его изнутри железной заслонкой.
Надо было действовать, и немедленно. Вздрагивая от нетерпения, Левка доказывал, что, пока аппарат не погрузили в вагон, необходимо мчаться на товарную станцию. Это он берет на себя.
– Возражаю! – категорически заявил Митяй с негодованием. – Разве такое дело можно Левке доверить? Разве не из-за него мы упустили время, когда он бегал на фабрику? Рот нараспашку, язык на плечо. Потеряется, а потом ищи свищи его вместе с ящиком!
Лева хотел было обидеться, но дорожил каждой минутой. Сейчас не до споров.
Все понимали, что только правильное распределение сил могло привести к успеху. А если так, надо прежде всего оставить дежурного на горе. Вполне возможно, что поданный для погрузки вагон заставит Толь Толича поторопиться и не вскрывать ящик. Значит, надо следить за работой "Альтаира". Здесь, на горе, его передачу можно принять издалека, за многие километры.
Журавлихин, по долгу начальника, должен остаться на "командной высоте", откуда будет отдавать распоряжения.
Зина предложила свои услуги. Ей все равно предстоит пересадка в Куйбышеве, а поэтому она может отправиться на вокзал сейчас, не дожидаясь утра. Ребята запротестовали. Не хотелось раньше времени с ней расставаться, и к тому же что Зине делать ночью на вокзале, когда здесь, на горе, так хорошо! Надо ценить последние часы своего отпуска! Конечно, должен ехать кто-либо из студентов: им легче опознать ящик среди множества одинаковых. Только бы не успели его отправить!
Леве, как известно, не доверяли, – он опять может выкинуть какую-нибудь штуку, – а потому на пригородную станцию поедет Митяй. Делает он все обстоятельно, солидно, не то что Левка – на скорую ручку, комком да в кучку. Теплилась надежда, – правда, очень слабая, – что удастся задержать отправку "Альтаира".
Митяй стал расспрашивать у Зины, как добраться до станции.
– Не будем терять времени, – резко поднявшись, сказала она. – Поедемте вместе.
Кстати, Зина хотела пораньше узнать, когда отправится попутный самолет. А вдруг завтра утром? И потом – что за разговоры? Ведь ребята прекрасно понимают, что дело нешуточное. Она моментально найдет то место, куда должны подать вагон, что очень важно, когда минуты дороги.
Журавлихин был ей благодарен, согласился и спросил, как она доберется до товарной станции. Но Зина не задумывалась над такой, по ее мнению, пустяковой проблемой. До Куйбышева часто ходят катера. Однако Женя не был склонен к оптимизму. Нельзя столь легкомысленно надеяться на случайность, не всегда в нужную минуту ждет тебя катер или машина. Надо выхлопотать специальный транспорт. Как говорится, сердце не камень. Любой начальник отдаст свою машину, когда узнает про их беду.
Зина торопливо попрощалась с Женей и, не оглядываясь, скрылась в темноте. Вслед за ней исчез Митяй, потом Левка отправился звонить на товарную станцию.
Конечно, Женя думал сейчас о самом главном – удастся ли догнать потерянный "Альтаир"? – но одновременно чувствовал и новую потерю. Она больно отзывалась в сердце. Тяжело расставаться с Зин-Зин, все равно что с близким, хорошим другом. Хотел ее окликнуть, адрес узнать, но было уже поздно. "Может, Митяй догадается, – с грустью подумал Женя. – Да нет. Куда ему! Толстокожий и многого не понимает".
До начала передачи, которую Женя все-таки надеялся принять, оставалось сорок минут. Над темной водой чуть брезжила желтоватая заря. Или это далекие огни города?.. Женя мечтал о вертолете. Поднявшись над Волгой, он бы через несколько минут опустился на товарной станции, прямо рядом с ящиком. Женя представлял себе это настолько реально, что уже искал в звездном небе повисшие над рекой сигнальные огни вертолета.
Нет, напрасные мечтания! Женя опустил взгляд и, вздохнув, посмотрел на часы. Как томительно тянутся минуты! Оценивая последние события, вспомнил о Багрецове, которого видел всего лишь полчаса назад, и устыдился своей нелепой злости. В самом деле, чем виноват упрямый парень – а ему в этой поездке, видно, приходится солоно, – если он предупредил Толь Толича о невыключенном приборе? Так же поступил бы и он, Женя, и любой из его товарищей.
Неприятнее всего было сознание, что естественный поступок Багрецова Женя связал со своим отношением к Наде. Он даже думал о какой-то мелкой мести. "До чего ты дошел, товарищ Журавлихин! Вот тут и спрашивай совета у сердца. Оно у тебя с грязным пятнышком, дорогой мой".
По узкой тропинке среди темных кустов поднимался Лева. Женя не утерпел, бросился навстречу. Какие новости? Звонил ли он на товарную станцию? Уехали Митяй с Зиной или еще нет?
Ничего утешительного Лева сообщить не мог. Подходящего транспорта до Куйбышева не было, стали выпрашивать моторную лодку, на что потратили много времени. Кроме того, пришлось заправлять мотор, а поэтому Митяй и Зина пока еще не уехали. Лева звонил на товарную станцию, но, как и следовало ожидать, ему ответили, что по таким скудным данным, которые он мог сообщить об интересующем его ящике, найти таковой невозможно. Что же касается расписания движения товарных поездов, то пожалуйста! "Какое направление вас интересует?" Вопрос остался без ответа: ведь еще не известно, куда поедет Толь Толич. Искать толстенького пассажира с усами никто не соглашается. Народу здесь много всякого – как найдешь? Если насчет ящика что-нибудь выяснится, обещали позвонить на причал, но надежды на это было мало. Надо ждать вестей от Митяя и Зины, которые уже, наверное, скоро поедут.
Подошло время приема. Женя вновь увидел рельсы в лучах прожектора, клумбу у светофора, угол крыши – все то же самое, как и час назад. Ящик стоял на месте; вероятно, его не вскрывали. У Жени отлегло от сердца.
– Слышите? Опять гудит.
Это сказал Багрецов. Женя насторожился. Неужели упрямец добьется своего и убедит Толь Толича вскрыть ящик?
Позабыв, что сам всегда вмешивается, Лева рассердился:
– Вот, дьявол, какой приставучий! Чего он лезет не в свои дела?
Перед самым объективом Толь Толич перебирал бумажки. Покачивалась его расплывчатая физиономия с маленькими усиками, похожими на два черных подсолнушка.
Он презрительно дернул губой, отчего, как показалось Леве, подсолнушки чуть было не упали вниз, и проговорил:
– Много вы, миленький, понимаете в складском хозяйстве! По инструкции не положено хранить и тем более перевозить ценную аппаратуру в таких ящиках. Я же вам говорил – здесь подсобный инструмент. Лопаты, кирки, что-нибудь вроде этого…
– Но ведь гудит, трещит, – возразил Багрецов.
– Это у вас в голове трещит, золотко. С утра ничего не кутали. – Толь Толич опять посоветовал Багрецову пожалеть свое здоровье и клялся, что без него не уедет.
Однако, как поняли Женя и Лера, Толь Толич стремился любым путем отвязаться от Багрецова. До станции было далеко, и по возвращении можно не застать ни Толь Толича, ни вагона.