Меня всегда тянуло к таким мужчинам: я ведь тоже необычная и привлекательная, у меня больше шансов покорить их, чем общепризнанных красавцев, полагала я. (Сами знаете, рыбак рыбака и т. п.) Моей маме очень понравилась бы борода Марка Фелдмана. «Точно шрам — а все ж таки не шрам», — сказала бы она.
Марк — обозреватель, его колонки печатают в самых разных газетах, вот почему я уже видела его по телевидению. Он пишет про Вашингтон так, будто это город как город (что совсем не так) и в нем живут богатые и своеобычные люди (что тоже не так). Суждения Марка о политике, как правило, идут вразрез с общепринятым мнением. Например, многих пугает, что вашингтонские власти не справляются со своими задачами; и прекрасно, что не справляются, уверяет Марк, потому что, если бы они справлялись, они бы провернули что-нибудь такое, что всем нам пришлось бы несладко. Этакий изощренный цинизм, но Марку он сходит с рук.
— Держись от него подальше, — шепнула Бетти, заметив, на кого я уставилась.
— Что так? — поинтересовалась я.
— Не то жди неприятностей…
— Учи ученого, — хихикнула я.
Короче, Марк Фелдман пригласил меня в ресторан. За ужином он рассказывал о своем первом дне в газете, я — о том, как мечтала играть на гавайской гитаре в школьном оркестре. А потом мы оказались в постели, где и провели около трех недель. Периодически он вставал, чтобы написать очередную колонку, а я — чтобы справиться у своего нью-йоркского автоответчика, должна ли я срочно покинуть Вашингтон. (Нет, необходимости не было.)
Так или иначе, в конце концов мы встали и вышли прогуляться неподалеку от Пеншн-билдинга[47], огромного, квадратного строения, по периметру которого тянется многофигурный барельеф: тысячи вооруженных солдат времен Гражданской войны натужно тянут пушки, фургоны и лошадей.
Мы поднялись по ступеням, и смотритель впустил нас во внутренний двор. Уже почти стемнело, служитель вернулся в зал, зажег свет. И внезапно передо мной открылось обширное пространство в центре здания, где высокие, в три этажа колонны поддерживали потолок из свинцового стекла. Долгие годы здесь устраивались балы в честь инаугурации президентов. Из радиоприемника смотрителя лилась старая песня Синатры. Марк протянул ко мне руки.
— Я не танцую, — запротестовала я. — Никогда не умела.
— Рейчел, я в тебя верю!
И мы стали танцевать.
— Я же тебя предупреждала…
— Уж я-то ногу тебе не отдавлю, — заявил Марк.
— Не сомневаюсь, — сказала я.
— И напрасно. — Слегка отступив, он положил правую руку себе спереди на талию, а левую — на талию сзади. — Вот так, — сказал он. — Сейчас соответствующая часть твоего тела на три минуты станет моей. Потом я ее тебе верну. А теперь — не сопротивляйся.
— То есть я должна ввериться тебе.
— Именно.
— Следовать за тобой.
— Именно.
— О боже! — пробормотала я.
— Ты сможешь, Рейчел, — и он снова протянул ко мне руки. Мы продолжили танцевать. Я закрыла глаза. И расслабилась. И кто только мне это не советовал: расслабиться уговаривает меня мой парикмахер, а также стоматолог, тренер по фитнесу и примерно дюжина теннисистов, безуспешно пытающихся улучшить мой удар слева, но, думаю, именно в эти три минуты, пока я танцевала с Марком Фелдманом в Пеншн-билдинге, я единственный раз в жизни действительно расслабилась.
— Получается! — изумилась я.
— Я люблю тебя, — сказал он.
Словом, мы полюбили друг друга. Полюбили безумно. Носились друг к другу из Вашингтона в Нью-Йорк и обратно на автобусах «Восточного экспресса»[48], бесконечно названивали друг другу по межгороду. Я подружилась с его близкими друзьями, он — с моими близкими подругами. Это был период подарков, концертов и гигантских омаров в ресторане «Палм», но однажды, прилетев в Вашингтон, я помчалась в квартиру Марка и обнаружила и пепельнице окурок сигареты «Вирджиния слимз». Кто сидел на моем стуле и ел мою кашу? Марк сказал, что окурок оставила домработница. Я возразила: та курит «Ньюпортc». Тогда он сказал, что это бычок его сестры. Я напомнила, что она бросила курить. Он заявил, что, скорее всего, стрельнул сигаретку в газете — у младшего редактора. Я сказала, что даже она не настолько глупа, чтобы курить «Вирджиния слимз». Тут Марк вскипел: если бы он хотел жить с пинкертоном, заявил он, то так бы и поступил! С какой стати я ему не доверяю?! Тогда вскипела я: если он намерен стрелять сигаретки — ради бога, заявила я, но уж хотя бы «Мальборо», чтобы не вызывать у меня подозрений; а сейчас прошу оказать мне любезность — отправить окурок в мусорное ведро!
47
Пеншн-билдинг — здание в центральной части Вашингтона. В нем проводились различные политические торжества. Ныне — Национальный музей строительства, посвященный истории архитектуры США.
48
«Восточный экспресс» — транспортная компания, осуществлявшая автобусное сообщение между Нью-Йорком и Вашингтоном.