— Пожалуй, из этого выйдет неплохая колонка, — бормочет Марк.
— Черт бы тебя побрал, Фелдман! — возмущается Артур.
— Хочешь сам — валяй, — говорит Марк.
— Как прикажешь понимать твою фразу: «Хочешь сам — валяй»? — возмущается Артур. — Тема-то и так моя. Вот я вправе сказать «хочешь сам — валяй». Но не ты.
— И что ты из этой темы сделаешь? Разберешь ее в статье для «Вопросов юриспруденции» Йельского университета?
— Артуру и не надо ничего из нее делать, — вмешиваюсь я. — Он просто пополнит ею свой застольный репертуар.
— Спасибо, Рейчел, — говорит Артур и переводит глаза на Марка: — Смотри, не вздумай с ней разбежаться, понял? Дай мне слово.
— Господи помилуй! — возмущается Марк. — Можно подумать, это твоя девушка.
— Да, мы оба гуляем с вами обоими, — говорит Артур.
— Помнится, вольным холостяком я вам тоже был по нраву, — замечает Марк.
— Верно, а все-таки парочкой вы куда милее, — говорит Артур и шутливо дает ему тумака. — С холостяком ведь никогда не знаешь, чем дело кончится. Я, честно говоря, хотел бы, чтобы вы поженились.
— Господи, Артур, я тебя умоляю!.. — восклицает Джули.
— Что поделать, нравится мне женатая жизнь, — объясняет Артур. — Вот и хочу, чтобы все, кто мне по сердцу, тоже поженились. Такой уж я человек. Добрый. Щедрый. Обаятельный. Душа нараспашку.
— Ага, сам попал в силки и теперь всех норовишь туда заманить, — говорит Марк.
— Так мне эти силки очень нравятся, — отзывается Артур. — Не жизнь, а малина: что у нас сегодня на ужин? какой фильм посмотрим и где мои носки?
— И где они, твои носки? — подхватывает Марк. — А мои где? Где все мои пропавшие носки?
— На небесах, — говорит Артур. — Ты умираешь, отлетаешь в райские кущи, там тебе приносят объемистый ящик, а в нем твои потерянные носки, там же твои шарфы и перчатки, и отныне ты веки вечные будешь сидеть и разбирать свое добро.
— По-моему, из этого выйдет неплохая колонка, — бормочет Марк.
— Черт бы тебя побрал, Фелдман, — бурчит Артур.
Мы с Марком поженились. Вы бы видели Артура на нашей свадьбе. Он стоял, лихо вскинув голову, и непрестанно подмигивал судье: добился-таки своего. Уломал Марка. Демонстрируя лучшему другу радости семейной жизни, убедил его расстаться с холостяцким бытьем. В конце церемонии Артур выхватил из кармана бокал и поставил на пол; Марк, как положено, растоптал его, и осколки засыпали восточный ковер судьи; Артур оглушительно гикнул и пустился выплясывать «казачок». Спустя три месяца я шла по Коннектикут-авеню и на Дюпон-серкл свернула в парк; на скамейке Артур и неопознанная особа женского пола сжимали друг друга в страстных объятиях.
— Сегодня днем видела Артура, — сообщаю я, вернувшись домой. — Целовался с… — я неопределенно машу рукой и качаю головой.
— С женщиной, — заключает Марк.
— И давно ты про это знаешь? — интересуюсь я.
— Ничего я не знаю, — отвечает Марк. — Просто закончил за тебя фразу. Артур же целует либо женщину, либо бейгл. Я просто высказал предположение. И кто же она? — спрашивает он, глядя на меня.
— Понятия не имею.
— Какая из себя?
— Худенькая. Миловидная. Большие сиськи. Твой любимый страшный сон.
Мы переглядываемся.
— Нам надо что-то предпринять? — спрашиваю я.
— Он мой друг, — говорит Марк. — И мы не суем нос не в свое дело.
— Очень даже суем, — возражаю я, — причем постоянно. Как и положено настоящим друзьям.
— Это ты к чему?
— Сама не знаю, — говорю я.
— Может, это просто увлечение, — говорит Марк. — Ему вот-вот стукнет сорок, он, небось, чувствует, что время уходит, а в его жизни ничего не меняется…
— Угу, чисто возрастное, — бурчу я.
— Ага, — соглашается Марк.
— Чтоб его… — в сердцах бросаю я.
— Слушай, насчет той книжки: мне она тоже не понравилась, — признается Марк.
— Знаю, — говорю я. — У меня такое чувство, что меня предали. Про Джули и говорить нечего, но он же и нас обманул, понимаешь, о чем я?
— Понимаю, — отвечает Марк.
— Ты у нас, известное дело, ума палата, всегда понимаешь, о чем я говорю, даже если я сама ни черта не понимаю, — не выдерживаю я.
— Вообще-то я тоже не понимаю, — признается Марк. — А говорю «понимаю» только по привычке.