— Выходи за меня, — говорит Ричард. И, поднявшись во весь рост, повторяет: — Выходи за меня, Рейчел.
Неподалеку люди сидели на лавочках, бродили вокруг тюленьего бассейна, и я видела, как они с любопытством закрутили головами.
— Рейчел, я серьезно, — уже во весь голос произносит Ричард. — Я хочу на тебе жениться. Надо было еще тогда на тебе жениться.
— Давай, Рейчел, выходи за него! — гаркает парень через две скамейки от нас. — Пускай у мальца будет папаша.
Парочка на другой скамейке зааплодировала, послышались смешки.
— Ричард, сядь, — говорю я. — Прошу тебя.
— А ты что, готова произвести на свет ребенка в нынешних обстоятельствах? — вопит он, направляется к тюленьему бассейну и вот уже прыгает на парапет. — Я хочу на тебе жениться, ты хочешь за меня выйти — ты просто не догоняешь. Выходи за меня, Рейчел. Я — человек верный. Я не способен на измену. Может, я сейчас и под мухой, но ручаюсь за каждое свое слово. Если уж я говорю «навсегда», значит, навсегда. А если ты хочешь, чтобы я сел, перестал на тебя орать и выставлять себя на посмешище, скажи одно только слово: да.
Раздались дружные аплодисменты.
— Слышишь? — говорит Ричард. — Народ меня поддерживает. — Он смотрит на меня, победно вскидывает руки и кричит: — Выходи за меня! И ноги твоей никогда больше не будет в Вашингтоне. Выходи за меня, и тебе никогда больше не придется притворяться, что ты отличаешь Иран от Ирака. Выходи за меня, и тебе никогда больше не надо будет слушать очередного зануду, который трындит о том, кто, по его мнению, станет следующим заместителем редактора иностранного отдела в «Вашингтон пост».
Он тряхнул головой и расплылся в улыбке — явно был уверен, что завершил свое выступление на редкость удачно. Затем повернулся и спиной плюхнулся в бассейн. Снова послышались аплодисменты: это лежавшие на камнях тюлени, хлопая ластами, попрыгали в воду. Публика ринулась к парапету; на глазах зевак Ричард великолепным австралийским кролем проплыл несколько кругов и вылез на берег сохнуть.
— Подумай хорошенько, — кричит он и валится навзничь, изображая полный упадок сил.
И минуты не прошло, как полицейские арестовали его за нарушение общественного порядка. Ричард воспринял арест с редким добродушием. Его закутали в попону, повели в местный участок, выписали штраф и отправили домой. Я сделала ему яичницу и уложила в постель.
— Останься со мной, — говорит он.
— Нет, — отвечаю я.
— Куда же ты идешь?
— Переночую в отцовской квартире. На последний самолет я уже опоздала.
— Рейчел, — говорит Ричард, — дело вовсе не в том, сколько лет ты для него стряпала. И не в том, что ты хотела стать с Марком настоящей супружеской парой. Дело вообще не в тебе.
— Отчасти наверняка и во мне, — говорю я.
— Почему?
— Потому что если дело не во мне, значит, я точно не смогу ничего изменить.
— Об этом я и толкую, — говорит Ричард.
— Знаю, — говорю я, — но согласиться с тобой не могу.
— В ином же случае поступи так, как я, — советует Ричард. — Теперь мне куда лучше, чем прежде.
— Ты что мне предлагаешь? Попросить человека, которого я не люблю, жениться на мне, а потом сигануть в бассейн с тюленями?
— Я тебе предлагаю совершить дикое сумасбродство, — говорит Ричард, — причем с размахом. Я уже так и сделал: попросил тебя выйти за меня замуж и прыгнул в бассейн к тюленям. А ты поступи так, как хочется тебе.
— Мне в голову приходит только одно дикое сумасбродство: пойти постричься, — говорю я.
— Погоди, ты еще что-нибудь придумаешь, — говорит Ричард. — И тогда я буду рядом.
И с улыбкой засыпает.
XI
Назавтра я улетела в Вашингтон. Настроение у меня поднялось: по крайней мере, есть человек, который хочет быть моим мужем. Правда, не тот, за кем я замужем, но все же лучше, чем ничего. Домой я поехала на такси. Может быть, он по мне скучал, думала я, пока машина сворачивала к дому. Может, образумился. Может, вспомнил, что любит меня. И, может, горько раскаивается. Перед домом стояла полицейская машина. Может, он умер, мелькнула мысль. Всех проблем это, конечно, не решит, но кое-какие — определенно. Конечно же, он не умер. Они никогда не умирают. Особенно если ты желаешь им смерти.
Марк сидел в гостиной в обществе двух вашингтонских полицейских. Они потягивали пиво и расхваливали его колонки. Я не устаю удивляться готовности полицейских попить пива на даровщинку. В детстве я годами смотрела, как Джек Уэбб[83] в «Облаве» решительно отказывается от пива, и всерьез уверилась, что предложить полицейскому даже чашку кофе — значит его оскорбить. При моем появлении стражи порядка вскочили, один пожал мне руку и торжественно объявил, что приехал, чтобы вернуть мне кольцо с бриллиантом. Затем вручил мне квитанцию, я ее подписала и получила от него коричневый, перевязанный бечевкой конвертик. Я вскрыла его. Внутри лежало завернутое в бумажку кольцо и письмо от детектива Нолана: «Уважаемая г-жа Самстат, отправляю вашу собственность на ваш вашингтонский адрес, так как, по словам вашего доктора, вы опять живете там. Преступника мы поймали, он сознался в содеянном, поэтому ваше присутствие в зале суда необязательно. Если когда-нибудь появитесь в Нью-Йорке, позвоните мне. Теперь я лыс». Номер телефона и подпись: Эндрю Нолан. Эндрю. Неплохое имя. Энди. ЭндиЭндиЭнди. Не надо, Энди. Пожалуйста, Энди. Да, Энди. Еще, Энди, еще. Я люблю тебя, Энди. Я стала надевать кольцо, но заметила, что бриллиант шатается в оправе. Дурной знак. Меня уже тошнило от примет. Я показала Марку: камень еле держится. Он сердито взглянул на меня. Еще один дурной знак.
83
Джек Уэбб (псевдоним Джона Рэндолфа «Джека» Уэбба; 1920–1982) — американский актер, телепродюсер, режиссер и сценарист; прославился в роли сержанта Джо Фрайди в радио- и телесериале «Облава».