Они начинаются сразу же после обвинения в богохульстве: сами священники, по евангельским сведениям, плевали Иисусу в лицо, даже били его кулаками, а затем с презрением требовали, чтобы он пророчествовал о тех, кто его ударил (Мф. 26: 67 сл.; Мк. 14: 65 сл.). Унижения продолжаются на протяжении всей истории страстей: выведение Иисуса перед лицо иудейской толпы (Ecce Homo), бичевание и увенчание тернием, которые совершают римские воины, мучительное восхождение к месту казни с тяжелым крестом на плечах, наконец, необычайно жестокое распятие – все эти сцены принадлежали, особенно начиная с позднего Средневековья, к центральным фиксированным темам христианского благочестия в тексте и изображениях.
Евангелия прямо не используют семантику богохульства для этих форм глумления над Мессией в словах («Царь Иудейский»), жестах и насильственных поступках – ведь в центре внимания должен находиться страдающий человек Иисус Христос[184].
Тем более очевиден гротескный переворот справедливого порядка: Сын Божий ложно оклеветан как богохульник и сам подвергается грубейшему унижению со стороны святотатцев.
Мессия не только не признается таковым со стороны действительно избранного народа, но подвергается унижениям, а в конце концов – насильственной смерти. Конечно, исполнителями преступления изначально были римские воины, но в более глубоком смысле виновниками можно было считать еврейский народ, проклявший Христа в ответ на вопрос римского наместника: «Да будет кровь Его на нас и на детях наших!»
Как мы видим на примере участи дьякона Стефана или апостола Павла (см. главу 3), последователи Иисуса также подвергались угрозе гонений во времена раннего христианства, согласно рассказам Нового Завета, которые, однако, были написаны гораздо позже. То, что началось как внутриеврейский спор, быстро переросло в конфликт между двумя противоборствующими системами убеждений. С развитием новых религиозных идентичностей, как христианства, так и раввинистического иудаизма после разрушения Храма, усилились взаимные нарративы унижения, с помощью которых нужно было защищать собственную монополию на истину от религиозных конкурентов. Однако политический баланс сил и большинства быстро создал драматическую асимметрию между христианством, господствовавшим на бывшей территории Римской империи, и разрозненными и политически бессильными иудеями. В этой ситуации антиеврейские нарративы, направленные на размежевание и исключение, стали доминировать; они узаконили дискриминацию и маргинализацию еврейских общин вплоть до физического уничтожения. Менее известно, но вряд ли удивительно, что иудейская сторона также участвовала в полемических дискуссиях со своими оппонентами.
Следы иудейской полемики и пародий можно проследить как минимум с середины II века нашей эры[185]. В эту эпоху Иустин Мученик обвинял своего собеседника Трифона в том, что иудейские посланники по всему миру выступали против якобы нечестивой и злобной секты, созданной Иисусом Галилеянином. Этот обольститель, говорили они, был распят, но его тело было похищено учениками ночью; впоследствии они заставили людей поверить, что он воскрес из мертвых (Иустин, Диалог с Трифоном Иудеем, 108: 2). После нескольких веков, в течение которых подобные следы иудейской полемики передавались только через христианские источники и поэтому были сомнительны, «первое зафиксированное свидетельство подлинной полемики против Иисуса обнаруживается в Вавилонском Талмуде, окончательная редакция которого датируется концом VI или началом VII века нашей эры»[186].
В отличие от иудеев христианской Палестины, их единоверцы могли более свободно развиваться при персидско-сасанидской власти, и поэтому ученые раввины могли более четко сформулировать свои контраргументы христианскому завету. Согласно этим текстам, Иисус был незаконнорожденным ребенком (mamser) Мириам, который в конце концов был приговорен к смерти за колдовство, идолопоклонство, т. е. богохульство, и побит камнями в соответствии с иудейским законом. Питер Шефер показал, насколько сильно эти истории функционируют, с одной стороны, как контрнарративы христианским текстам, над которыми они иронизируют и которые пародируют, но, с другой стороны, довольно самоуверенно и оскорбительно представляют свою собственную версию: «Мы, иудеи, – утверждают авторы Талмуда, – привели Иисуса на суд и осудили его за то, кем он был: богохульником, который утверждал, что он Бог, и, согласно нашему иудейскому закону, заслуживал за это смертной казни»[187]. В одном из отрывков Талмуда также приводится информация о наказании Иисуса в аду – он был осужден вечно сидеть в кипящих экскрементах[188].
184
Ср. с другой литературой: Gerd Schwerhoff, Invektive Hände. Schmähgesten im Spätmittelalter und in der Frühen Neuzeit, в: Robert Jütte / Romedio Schmitz-Esser (Hg.): Handgebrauch, München 2019, S. 211–234, конкретно S. 218ff.