С древности обвинение в богохульстве надежно заняло свое место в арсенале антииудейских стигм, даже вне связи с историей страстей. Уже в 400 году нашей эры Иоанн Златоуст, из «золотых уст» которого изливались бесчисленные антииудейские ругательства, характеризовал иудеев не только как убийц Бога и безбожников, но и как богохульников[196]. Подобные антииудейские голоса и настроения усилились в XI веке после Первого крестового похода, который привел к большей религиозной поляризации и первым крупным еврейским погромам[197]. В 1146 году клюнийский аббат Петр Достопочтенный, известный ненавистник иудеев, предложил французскому королю Людовику VII использовать их для финансирования Второго крестового похода. В конце концов, нельзя было воевать против врагов Бога вдалеке и оставлять в своей стране безнаказанными иудеев, хуливших христианство. С сарацинами христиан объединяла вера в рождение Иисуса от девы, в то время как иудеи хулили девственное рождение и таинство спасения[198]. В трактате Петра «Adversus Iudeorum»[199], завершенном чуть позже, обвинение в богохульстве стало разменной монетой[200]. Здесь впервые Талмуд, используемый как собирательный термин для обозначения тогдашней еврейской ученой литературы, стал центральной мишенью антииудейской полемики – и это без прямых ссылок на еврейские труды, а исключительно на основании нескольких отрывков, переданных христианами[201]. Согласно тезису Петра Достопочтенного, иудеи заменили старый закон пророков своими новыми богохульными, святотатственными, нелепыми и ложными «дьявольскими книгами»[202]. Этим тезисом Петр Достопочтенный открыл новый этап антииудейской полемики. В XIII веке в этом вопросе произошел перелом, который во многом был стимулирован расширением обсуждения грехов языка, также и в других контекстах (см. главу 7).
Новообращенный еврей Николай Донин инициировал осуждение иудейских писаний. В 1239 году он пожаловался папе Григорию IX, что иудеи больше не придерживаются Моисеева закона, закрепленного в Библии, но вместо этого придают высшую юридическую силу другой традиции, передаваемой из уст в уста, которая содержит многочисленные злоупотребления и постыдные действия. В июне 1240 года эти обвинения обсуждались на публичном диспуте между христианскими обвинителями и ведущими иудейскими раввинами[203]. В этом контексте обвинение в богохульстве было вдвойне значимым: согласно Донину, Талмуд не только хулил христианство в лице Иисуса Христа и его матери Марии. Более того, многочисленные постыдные утверждения и истории в Талмуде были направлены против самого всемогущего Бога и тем самым нарушали хорошо понятную иудейскую традицию. Здесь христианская сторона стала интерпретатором другой религии![204] Обвинения были решительно отвергнуты иудейскими раввинами, но, несмотря на это, были включены в окончательный приговор, вынесенный в мае 1248 года. По словам судей, «книги под названием „Талмуд“» содержат «бесчисленные ошибки, злоупотребления, богохульства и безобразия…»; их нельзя терпеть, «не оскорбляя христианскую веру»[205].
Во исполнение этого приговора еврейские писания во многих странах были конфискованы, и уже в 1242 году первые из них публично сожжены. Уже через десять лет после Парижского диспута 1240 года схоластик Александр Гэльский в своей «Сумме» говорил о богохульном характере иудеев и их книг как о само собой разумеющемся факте[206]. С тех пор обвинение в богохульстве висело над головами еврейских ученых как дамоклов меч. Христианская инквизиция также начала бороться с иудеями и их писаниями. Последние вызвали недовольство доминиканского инквизитора Бернара Ги (умер в 1331 году), поскольку-де содержали недопустимые хулы на Христа и христианскую веру[207]. Ги обратил внимание прежде всего на те иудейские молитвы, которые восхваляли Бога «за то, что не создал меня христианином или язычником», а также на те, которые проклинали христианскую религию и ее последователей и обвиняли их в идолопоклонстве. Иудейские тексты описывают Христа как незаконнорожденного сына блудницы, а Марию – как вспыльчивую и распущенную женщину. Другие писания осуждали Иисуса за то, что он был пойман на большей ошибке, чем Мухаммед; он вверг значительную часть мира в заблуждение, поставив под сомнение исключительность Бога и разрушив данный Богом закон. На этом фоне возможное впадение христиан в иудейскую веру должно было выглядеть особенно предосудительно, как своего рода акт богохульства[208].
196
Johannes Chrysostomus, Acht Reden gegen die Juden, eingel. v. Rudolf Brändle, Stuttgart 1993, S. 73; ср. Nirenberg, Antijudaismus, S. 122ff.
198
Giles Constable (ed.), The Letters of Peter the Venerable, 1 vol., Cambridge/Mass. 1967, no. 130, p. 328. Ср.: Heinz Schreckenberg, Die christlichen AdversusJudaeos-Texte, 2. Band, Frankfurt/M. u. a. 1988, S. 180ff.; Jeremy Cohen, The Friars and the Jews. The Evolution of Medieval Anti-Judaism, Ithaca, London 1982, p. 26ff.
200
Yvonne Friedmann, Petri Venerabilis Adversus Iudeorum Inveteratam Duritiem, Turnholt 1985, p. 127; Ср.: Schreckenberg, Adversus-Judaeos-Texte Bd. 2, S. 184 для дополнительных сведений.
203
Об этих событиях см.: Karl H. Rengstorf / Siegfried v. Kortzfleisch (Hg.), Kirche und Synagoge, Bd. 1, Stuttgart 1968, S. 227ff.; Cohen, The Friars and the Jews, p. 60ff.; Alexander Patschovsky, Der «Talmudjude». Vom mittelalterlichen Ursprung eines neuzeitlichen Themas, в: Alfred Haverkamp / Franz-Josef Ziwes (Hg.): Juden in der christlichen Umwelt während des späten Mittelalters, Berlin 1992, S. 13–27, конкретно S. 16ff.; Hans Peterse, Jacobus Hoogstraeten gegen Johannes Reuchlin, Mainz 1995, S. 112ff.
204
Ср. с источником: Hyam Maccoby (ed.), Judaism on Trial. Jewish-Christian Disputations in the Middle Ages, London u. Washington 1993, p. 153ff.
205
Heinrich Denifle / Imile Chatelain (éd.), Chartularium Universitates Parisiensis, t. 1, Paris 1889, no. 178, p. 209.
208
Simonsohn, The Apostolic See, no. 230, p. 236 f.; no. 236, p. 244; ср.: Heinz Schreckenberg, Die christlichen Adversus-Judaeos-Texte, 3. Band, Frankfurt/M. 1994, S. 434ff.