– - И вот, -- заключила Поливия, -- зайди ко мне, и из моей комнаты ты можешь его видеть… А если желаешь оказать ему еще более участия, то можешь сойти к нему туда и сказать ему утешительное слово, после которого ему будет не страшно взойти на ожидающий его костер.
Говорили же они все это на ходу, подвигаясь шаг за шагом к дому, где жила Поливия со своим братом и где был теперь Деций, для которого наступила последняя ночь перед определенной ему мучительной казнью.
IX
Нетэта, выслушав приглашение Поливии, ничего ей не отвечала, но тихо следовала за нею, не освобождая себя от руки, которою Поливия обнимала ее стан, а другою рукою держала в ладони ее похолодевшую руку.
Так они обе подошли к дому, и Поливия переступила заветный порог, а Нетэта остановилась и в молчании бросила на нее взгляд, полный мучительной тоски и неведения, на что ей решиться.
Поливия освободила ее руку и сказала:
– - Я тебя не склоняю на злое… Но если ты хочешь оказать милосердие тому, кто завтра должен сгореть…
Нетэта затрепетала и твердо вошла за Поливией. И после этого произошло нечто такое, на что, кажется, отнюдь не рассчитывала сострадательная и кроткая Поливия, которая была тронута страданиями Деция Мунда и ввела Нетэту в дом свой в такой надежде, что она облегчит нравственное мучение Деция, высказав ему прощение и примирение. Но на деле случилось иначе. Находившаяся в крайнем возбуждении Нетэта, как только вошла в дом Поливии, казалась как бы потерянной и горестно говорила: "Я погибла, погибла!" А потом, когда Поливия стала ее ободрять и подвела ее к окну, из которого было видно большое старое дерево, а под ним стоял в задумчивости Деций Мунд, то Нетэта задрожала и начала жалостно плакать, причитая:
– - Не жестоки ли боги к несчастной!.. Для чего опять вижу Пана!..
И как при этом Нетэта дрожала и все существо ее выражало страшное потрясение, заставившее Поливию встревожиться за ее рассудок, то она сказала ей:
– - Это вовсе не Пан, а Деций Мунд, который, к не счастью, должен доказать, что он смертен. Не падай духом и не плачь, а поди к нему и скажи, что ты прощаешь ему свою обиду, и скорбь его будет облегчена, и он умрет спокойно, не обнаружив страха.
И когда Поливия это сказала, к ней подошел один из доверенных рабов ее брата и стал испрашивать у нее распоряжений для подаваемого ужина, а Поливия отвечала ему, что она тотчас придет, когда ее зовут, и подала Нетэте ключ, сказав, что этим ключом она может отпереть дверь, выходящую в сад, и снова запереть ее после свидания с Децием и удалиться, оставя ключ на столе в покое Поливии.
Затем Поливия вышла, а Нетэта колебалась, идти ли ей или не идти, чтобы сказать свое прощение Децию Мунду, и наконец сделала то, что было для нее всего опаснее, то есть взяла ключ и вышла.
Деций же Мунд ничего об этом не знал и, конечно, не ожидал видеть Нетэту, но видел ее в очах своей души, которая была полна ею. Ибо с Децием с тех пор, как он имел успех в храме Изиды, действительно произошел большой и резкий перелом. Деций не ощущал страха смерти, но, расставаясь с жизнью, стал понимать ей цену и назначение не в том, чем наполнял ее до сего времени, ища одной славы и удовольствий, которые мог приобретать при своем богатстве и бессердечии. Он не сожалел, что жизнь его будет прервана на костре, но сожалел, что не испытал в ней тех лучших удовольствий, которых нельзя купить золотом, а можно было получить только улучшением самого себя до той степени чистоты, чтобы привлекать к себе любовь другого существа. И, доходя до таких размышлений, он сейчас же вспоминал о Нетэте -- и тогда сразу ощущал в себе два течения разносторонних терзаний. С одной стороны, это было незнакомое ему до сей поры сожаление к женщине, для обмана которой он сделал так много злых дел и явился виновником погибели многих людей и для ней самой тяжелого стыда и осмеяния; с другой же, ее детская доверчивость и чистота, благодаря которым и суеверию среды она сделалась жертвою его обмана, наводила Мунда на мысль о том, что нежный поэт Катулл понимал жизнь и что нет ничего смешного в его желании предпочесть тихую жизнь с доброю и целомудренною женщиною всем оргиям шумного Рима. И как скоро появлялась в нем эта мысль, так сейчас же в то время он вспоминал оскорбленную им Нетэту и начинал тосковать не так, как было ранее, когда он томился желанием победить ее целомудрие низким обманом, а теперь он вспоминал стихи Катулла, которые читал на память нежной Лелии, и сам повторял их шепотом…