– - Экая важность Ферора с Фелидой! Важно лишь то, что у них есть мужья, которые верят в их добродетель, да, признаться, и это не важно. Кто из людей именитых не любит себя обольщать, что жена его одного его любит!.. Эх; про Ферору не ты один кое-что знал и знаешь.
– - Ей всегда нужны деньги, -- подсказал Орбелию Мульвий.
– - Да, да, это правда, -- поддержал Мульвия двусмысленный Зет, и тут же добавил, что Ферора на днях призывала к себе процентщика Авла и напрасно старалась заслужить у него тысячу драхм.
– - Верно, -- ответил Орбелий, -- я видел чужеземных купцов, которые предлагают привезенные ими драгоценные ткани, и сказал себе: ну, теперь держитесь на страже, почтенные мужи священного Рима: жены вас потрясут и заставят податься казною или вашею супружеской честью.
Тут сплетник Мульвий сейчас и припомнил, что Ферора на днях приказала рабыням шить ей тунику из голубой тонкой ткани серебряной нитью.
– - Ну и, конечно, -- воскликнул Орбелий, -- она себе собрала, как и прежде сбирала, а Фелида… Она молодая подруга Фероры, но она не впервые уж ей соревнует, и я опасаюсь, что она слишком поспешно уронит цену добродетели в Риме, так что Фурию скоро придется размечать против многих имен ничтожные цифры, а Лелий и Фурний-певец станут петь про тех, которые сами о себе предпочитали бы всем разговорам молчанье.
И разговор, вступив на эту стезю, продолжался дотоле, что Орбелий с наглостью сказал, что для того, кто хочет и может тратить много денег, нет ничего удивительного приобресть в Риме ласки каждой римлянки.
Тогда одни гости отвернулись от Орбелия, а Фаволия сухо заметила ему, что он, верно, забывает, что и она тоже женщина и что он сидит в ее доме.
– - Нет, я это помню! -- ответил Орбелий.
– -Ты тоже не делаешь для меня никакого исключения?
– - Зачем же ты напрашиваешься на мою дерзость или хочешь вынудить у меня любезность?
– - Ни то ни другое, но я желала бы знать: чем меня можно купить?
– - О, я думаю, можно!
– - Чем же?
– - Ну, например, хоть той ценой, какой покупали любовь Клеопатры.
И это сравнение с египетской царицей не только не оскорбило Фаволию, но, напротив, так ей польстило, что она рассмеялась и не стала опровергать цинических заключений Орбелия о всеобщей продажности в Риме. Но за честь римских женщин заступился скучный философ Булаций, который заметил, что кто чего ищет, тот то и находит. А как его вмешательство было изрядною редкостью, то и тут на слова его обратили внимание и стали к нему приступать с шутливыми вопросами:
– - Чего же сам ты ищешь и что ты нашел, велемудрый Булаций?
А хозяйка сказала:
– - Не докучайте ему, пусть он дремлет или размышляет сам с собою о вещах, нам недоступных. Всякому и без ответа его не трудно отгадать, что Булаций ищет встретить в Риме такую красавицу, которая влюблена в своего мужа и настолько ему верна, что не уделит своей ласки никакому победителю и ни за какие сокровища. Мудрый Булаций встретит такую красавицу… во сне.
Над этими словами Фаволии все засмеялись, но Булаций спокойно перенес общий хохот и, скучливо зевнув, протянул:
– - Да. Я встретил такую женщину, и это было не во сне, а наяву, и притом эта женщина, о которой я говорю, верна своему мужу, и за добродетель ее можно ручаться, хотя она вовсе и не влюблена в своего мужа.
– - В таком случае она, верно, дурна собой?
– - Она прекрасна так, что с нею немногие в мире могут поспорить.
– - В таком разе назови нам ее имя!
Булаций назвал Нетэту.
VI
И едва было произнесено это имя, как все заговорили о Нетэте и выражали общее удивление, что они до сих пор позабыли об этой женщине, красота которой удивительна не менее, чем ее честность. При этом хотя были выражены различные мнения о ее красоте, но все сходились в одном, что Нетэту надо считать не только одною из красивейших женщин в Риме, но что она, кроме того, представляет собою редкостнейший феномен, так как она никогда не отвечала ни на чьи искательства и остается верною мужу, который годами ровесник ее отцу и притом имеет волосатый лоб, напоминающий скифа.
(На Деция Мунда восторженные речи о Нетэте производят действие искры, зажигающей порох. Промежуточные главы, которые или не были написаны, или не сохранились до нас, должны были показать историю молодой бурной страсти воспламенившегося патриция. Очевидно, увидев красавицу при первой же возможности, Мунд исполняется непреодолимым к ней влечением, ищет ее, совершенно потеряв душевное спокойствие. Мы располагаем только отрывками страстных поэтических воззваний, звучащих, как песни, какие, видимо, обращает влюбленный к своей пленительнице в минуты кратковременных встреч. В этих любовных репликах Лесков, очевидно, вдохновляется подлинниками римских поэтов.)