- Он твой... это твой муж?
После небольшой паузы последовали два пожатия.
- Парень?
Еще два пожатия.
- Твой отец?
Опять два пожатия.
- Просто друг, знакомый?
Два пожатия.
Соломон оставался неподвижным, стараясь сообразить, кто это мог быть.
- Родственник?
Положительный ответ.
Родственник. Тогда, возможно, они жили с ней под одной крышей.
- Это был брат?
Небольшая пауза, затем "да". Но откуда эта пауза?
- Сводный брат?
Два пожатия в ответ поставили Соломона в тупик.
Настолько ли ему необходимо знать, была ли она изнасилована? Несомненно, она сильно пострадала, и какой толк прямо сейчас от этой информации? Соломон не мог придумать ничего лучше.
- Я собираюсь выяснить, где ты ранена. Я буду называть часть тела, и ты мне сообщишь по шкале от десяти до нуля, насколько тебе больно в этом месте. Договорились?
Одиночное касание руки.
Соломон начал с ее ног и проложил путь вверх по телу девушки, минуя интимные места, поднимаясь все выше. К тому времени как он исследовал все части ее тела, используя свои знания массажиста, то выяснил, что девушка просто горела в агонии от боли. Соломона охватила дрожь, и желудок предательски заболел.
- Я на время отпущу твою руку, нужно найти болеутоляющее.
Она крепче сжала его ладонь. Соломон взглянул на ее обхватывающие его пальцы.
- Ладно, ты не хочешь меня отпускать, чтобы я мог дать тебе лекарства?
- Не... оставляй меня, - с трудом прохрипела она.
- Я лишь отойду, чтобы поискать в доме, буду неподалеку. - Ее хватка медленно ослабла. – Хорошо, - освобождая пальцы, прошептал он. - Ты справишься?
Девушка едва кивнула, и он вернул ее руку на кровать, погладив несколько раз, когда она потерянно сжалась в кулачок без его тепла.
- Я здесь, я никуда не ухожу. Я буду все время говорить с тобой, пока ищу лекарство.
Соломон, как и обещал себе, не смотрел на ее избитое лицо. Долгие годы Соломон ломал голову, что же все-таки произошло с его невестой, представляя, что она могла вот так же лежать где-нибудь в канаве, оказавшись в таком же плачевном состоянии. Эти мысли приводили его в состояние ярости и глубокого отчаяния, боль распространялась по его телу и отзывалась жжением в животе. Тот, кто это сделал, был хуже, чем животное. Таких безумцев нужно отлавливать. Соломон внезапно почувствовал острое желание лично выйти на охоту за этой тварью.
Глава 4
Испытывая глубокую печаль, Хаос лежала молча и совершенно неподвижно, она ждала его возвращения. Ни один из них не бывал в этих местах прежде, и на протяжении всех шести лет она, прибывая в безмолвии, представляла себе этот момент. Физическая боль была желанным отвлечением от боли, пустившей корни в ее душе. Так много вопросов вертелось в ее голове: почему, что, когда, кто? Почему в этот раз Мастер превзошел себя в жестокости? Что бы это могло означать? Когда это испытание закончится? И кто скажет ей, что делать дальше?
Ее ни о чем не предупредили. Что если она сделает что-то неправильно?
«Верни нашу жертву».
Это было единственное указание. Никаких подробностей. Она не могла позволить Соломону обратиться к властям. Никто не должен знать. Никто не должен знать о том, что произойдет в будущем, эти судьбоносные события не должны быть предотвращены. Это слишком важно. Как для самого города, так и для его окрестностей.
Хаос напряглась всем телом, когда Соломон вновь приблизился к ней. Почему она не была подготовлена к этой части ее миссии? К его прикосновению. Ее тело было таким слабым, уязвимым, податливым. Все время, что она находилась в этом жалком состоянии, он держал ее за руку. Он был добрым, ласковым и теплым. Она вспомнила, как запаниковала, когда Соломон отпустил ее руку. Ей нужно быть осторожной. Очень осторожной с этим мужчиной. Соломон являлся очень могущественной жертвой, и это единственное, что Хаос смогла узнать от Мастера. Неужели он был таким же особенным, как и она? Обладал каким-то даром?
- У меня есть только аспирин и ацетаминофен, - негромко произнес Соломон.
Хаос вела внутреннюю борьбу с собой, разрываясь между тем, чтобы вслушиваться в его слова или просто ощущать их. Проникаясь его голосом, она вспомнила: достаточно кивнуть в знак согласия. Слова Соломона несли в себе своеобразную чарующую силу. Почти как у ее бабушки. Успокаивали разум; Хаос постаралась поддаться этой силе - так она исцелится быстрее. Хаос испытывала на себе физическое наказание так много раз, что этот этап стал для нее обыденным и скучным. В основном потому, что от нее требовалось оставаться неподвижной. Хаос настолько же сильно ненавидела это, насколько была хороша в этом деле. И учитывая степень ее повреждений, по всей видимости, ее неподвижность продлится дольше, чем обычно. Ее тело ощущалось на три размера больше и ни осталось, ни единого места, что не молило бы о том, чтобы кто-то прекратил эту боль.
Мастер всегда был экспертом в истязании без малейшего контакта. И если он решил нанести удар, от него, как правило, не оставалось и следа. Мастер мог сокрушить без переломов, избивать без синяков, растерзать без открытых ран. Он мог сломить дух, не нарушая целостности костей и плоти, это была его специальность.
Но в этот раз... она почувствовала или ей показалось, Мастер изменил тактику. Она чувствовала, что в ее теле не осталось ни одной целой частички. Сломленные тело, разум, дух и даже сердце. В этот раз его работа была впечатляющей. И хотя Хаос долго и упорно тренировалась, чтоб противостоять пыткам Мастера, ей не удалось избежать последствий его сокрушительной силы. Так много раз она слышала от Мастера, как сильно он ненавидел причинять ей боль. Но его любовь к миру превосходила по силе желания его плоти. И теперь, после того как оба испытали муки, они вступили на святой и праведный путь искупления.
Хаос позволила Соломону приподнять ей голову над подушкой, чтобы она смогла проглотить лекарство, и ее тело тут же содрогнулось от боли.
- Проклятье, мне так жаль, - сказал Соломон.
Почему он извиняется? Хаос ненавидела те звуки агонии, которые издавала. Она надеялась, что боль скоро прекратится, и Соломон перестанет так странно себя вести. Ей не нравилось быть жестокой, но иногда это было необходимо. Меньшее, что от нее требовалось для выполнения своей миссии, так это беспокоиться о себе самой.
Все, что Хаос нужно, для того чтобы восстановиться, - это уединение и возможность хотя бы в течение двенадцати часов побыть в тишине, и тогда она будет в порядке. А также постараться не зацикливаться на куче вопросов, на которые не было ответов, но которые возвращали ее страхи и ощущение жуткой боли.
- Ничего, если я задам еще несколько вопросов?
Прежде чем осознать поспешность своего ответа, Хаос кивнула. Отдых казался невозможным, пока она участвовала в допросе Соломона. Кто знает, может, это хороший способ отвлечься, а ее организм знал, в чем он нуждается сейчас. Хаос вздрогнула, когда он снова осторожно взял ее за руку, но его тепло мгновенно успокоило ее. После испытаний, которым подвергал ее Мастер, он использовал горячие простыни, чтобы обернуть ими Хаос; в конечном счете это стало для нее определенным символом комфорта. Правда, только до тех пор, пока полотно не высыхало. Тогда это превращалось в иную форму наказания – удушение. Пеленание, как называла это Бабушка.
- Тот, кто сотворил с тобой такое... живет где-то поблизости?
Хаос ответила двумя пожатиями. Она ненавидела ложь, но не могла поставить под угрозу миссию.
- Он из соседнего города?
Она снова сжала его руку два раза.
- Далеко отсюда?
Почему ему не давал покоя этот вопрос? Какая разница, где находился сейчас ее обидчик. Хаос снова сжала два раза, что означало "нет".
- Значит, этот родственник прибыл издалека? - не унимался Соломон.
Находя это приемлемым, Хаос ответила "да" одним рукопожатием.
- А сейчас он поблизости?