Выбрать главу

— Сейчас, — буркнул Толик себе под нос. — Разбежался… Это и есть твой гений?

— А что? — загадочно улыбнулся Сулим. — Ты погоди, ты его послушай…

— Если бы я всех, с кем работаю, слушал, я бы давно уже в психушке сидел, а не кофе с твоими приятелями распивал. Мне важно, как на него народ пойдет. А я в музыке вообще ничего не понимаю, мне-то что… Пусть хоть «Князя Игоря» поет. Лишь бы бабки шли.

— Кстати, насчет бабок, — заметил Суля, придержав Толика за локоть. — Давай сразу этот вопрос решим. Сколько ты за него хочешь получить?

— Сейчас ничего сказать тебе не могу. — Толик неприязненно посмотрел в сторону кухни, откуда доносилось позвякивание передвигаемой на столе посуды.

— Сейчас сделаем пробу. Ну, понятно, что-то он заработает… А потом уже решим.

— Хорошо. После конкретизируем. — улыбнулся Сулим. — Ну, пойдем на кухню, что ли? А то там он у тебя беспорядок устроит. Ты же не любишь, когда у тебя беспорядок?

На кухне остро пахло подгоревшим кофе.

Леков сидел на высоком табурете и смотрел в окно. Квартира толика смотрела прямо на Мосфильмовскую набережную, молодой гость был поглощен созерцанием серых вод Москва-реки и до вошедших на кухню ему явно не было никакого дела. Во всяком случае, он ни взглядом, ни жестом не выказал ни малейшего интереса ни к хозяину, ни к Андрею Сулиму.

В руках у Лекова была дымящаяся чайная, двухсотпятидесятиграммовая кружка с дымящимся кофе, который он и прихлебывал, шумно втягивая в себя напиток и, время от времени, жмурясь.

Бирман посмотрел на стол. Так и есть. Этот хам сварил кофе только себе. Кстати, он же сварил…

Ну конечно. Толик смолол себе с утра последние зерна Того Самого, настоящего, что приятель Вовка Вавилов аж из Мозамбика привез и Бирману подарил как-то. Толик никогда гостям этот кофе не предлагал, сам только пил. Совершено ядерный напиток. В Москве такого даже со всеми связями — и его, Бирмана, и, даже, самого Вавилова днем с огнем не сыщешь. Не поставляется. Только если привезет кто из друзей…

Начиная внутренне закипать, Толик полез в настенный шкафчик, молча достал банку с растворимым, совковым, светло-коричневым порошком без вкуса и запаха, бухнул в чашку сразу две ложки, плеснул кипятку и начал остервенело размешивать чайной ложечкой упорно не желающую растворяться пыль.

Хорошее начало. Если этот артист так называемый, с первых секунд знакомства умудрился ему, Толику Бирману, собаку съевшему на общении с самыми амбициозными артистами, так настроение испортить, что же будет на выезде, когда они в одной гостинице будут сутками сидеть, в одном автобусе трястись, в одном, упаси Господь, самолете с ним…

О том, что он окажется с наглым парнем в одном самолете, да еще в соседних креслах, Толику даже думать не хотелось. Пора заканчивать этот балаган. Нужно поставить наглеца на место. Показать ему, кто здесь есть кто.

— Программа какая у тебя? — сухо спросил Бирман.

Парень продолжал молча смотреть на Москва-реку.

— Слышишь, артист, я к тебе обращаюсь.

— У дружка своего спроси, садюги, — не оборачиваясь прошипел сквозь горячий кофе Леков. — Мне без разницы.

Бирман покачал головой и посмотрел на Сулима.

— Пойдем-как в кабинет, — сказал Суля. — Поговорим. Пусть он здесь…

Толик опасливо посмотрел на стенные шкафчики, на новенький холодильник, на цветы, горшки с которыми стояли на подоконнике в опасной близости от ленинградского артиста.

— Не бойся, он ручной у меня, — хмыкнул Суля.

***

— Так бы и сказал, что он тебе денег должен.

Толик заходил по кабинету из угла в угол.

— Он тебе должен, а я с ним ебись по полям и лесам родной страны. Ты считаешь, что это правильно?

— Толя, да ты на нем сам заработаешь немеряно. Давай сразу так — если проба твоя не проканает — разбежались. Я другого администратора для парня найду. А если пойдет — мои пятьдесят процентов. Ему вообще ничего не платишь. Я из своих пятидесяти отстегну, чтобы с голоду не сдох. Да ты же его видел — ему и не надо ни черта. На водку только, на дурь…

— Так, значит, тут еще и дурь у нас будет? — сморщился Бирман. — Мало мне проблем.

— Ну, я не знаю, — пожал плечами Сулим. — Это, как уж ты себя с ним на гастролях поставишь. Ну, приставь к нему кого-нибудь…

— Делать мне больше нечего, как нянчится с твоими недоумками.

— Ну так как? Договоримся пятьдесят на пятьдесят?

Толик Бирман отдавал себе отчет в том, что эмоции при обсуждении финансовых проблем лучше исключить.

— Давай таким образом решим проблему, — сказал он, с отвращением допив остатки растворимого кофе. — Сейчас, по пробе — все пополам. А там — как пойдет. В общем, я оставляю за собой право пересмотреть свой процент.

— Толя…

Сулим подошел к товарищу вплотную и положил ему руки на плечи. — Ты что меня, — он ласково улыбнулся. — за лоха держишь? Я же знаю твои гонорары. Неужели мы с тобой не договоримся? Я знаю про тебя, ты знаешь про меня. Скажи, я похож на лоха? Я когда-нибудь туфту гнал?

— Ну, пока что нет, — хмуро ответил Толик.

— Вот и работай спокойно. Я же сказал — проба не проканает — отправляй его в Ленинград со спокойным сердцем.

— А ты откуда узнаешь — проканает проба или не проканает?

— Мы же взрослые люди, Толя, к чему такие детские вопросы. Когда дело касается моих денег, я всегда знаю все.

Бирман задумчиво посмотрел на старого знакомого. Впрочем, не такой уж он и старый. Едва за тридцать. А бабки метет такие, которые Бирман начал только после сорока зарабатывать. На крутежке билетной в Москонцерте. Сейчас-то, разумеется, много больше у него, у Толика Бирмана в обороте, но и годы, годы… Еще немного покочевряжится по кабакам столичным с крутыми телками, а там, глядишь, и телки уже отпадут. А у Сули — у него еще все впереди. Можно только позавидовать. Впрочем, это уж как судьба решит.

— Грека ты, кстати, давно не видел? — спросил Суля как бы невзначай, но Андрей мгновенно напрягся, глаза его, секунду назад сверкавшие обычным для Сулима веселым азартом потухли.

— Давно. Мы с ним разными дорожками ходим, — соврал он и увидел отчетливо, что Толик понял, что он соврал. Но, в неписанном кодексе делового общения, которому следовали и Толик и Сулим и тот же Грек был специальный пункт, который в народе именуют «Слово не воробей, вылетит не поймаешь», а в узком кругу деловых людей — «За базар ответишь».