Видимо, гастроли в компании с Лукашиной и Григоровичем, действительно, сильно подействовали на психику Василька Лекова. Причем, непонятно, хорошо ли подействовали, или не очень.
Василек играл — играл непривычно тихо, нежно перебирая струны и пел длинную — даже включившись на середине, не слыша начала, можно было с уверенностью сказать, что очень длинную песню — русский мотив, повторения слов — кажется, песня могла продолжаться до бесконечности. Пел, словно былину рассказывал.
Волосы Лекова были заплетены в несколько длинных косичек, перехвачены цветастой повязкой. Он был одет в белую рубаху с вышивкой, черные джинсы и какое-то подобие не то лаптей, не то мокасинов.
В такт по-хорошему заунывной песне позвякивал медный колокольчик, висевший на веревочке, перехватывающей запястье его правой руки.
— …вот и все, Ванюша, — наконец, закончил Леков.
— Все, ребята, все, вам же сказали, — замахал руками вскочившийс пола Яша Куманский. — Все, концерт окончен. Артист устал.
Куманский начал производить руками пассы, удивительно похожие на движения птичницы, сгоняющей гусей с чужого огорода.
Разношерстная публика послушно потянулась в коридор. Журналист Куманский пользовался в музыкальной среде большим авторитетом.
Огурцов стоял, прижавшись к стене — его действия Куманского не касались, он был здесь своим человеком и с удивлением думал о том, как влияет содержание песни и ее мелодика на поведение окружающих. Лекова понесло в славянские дела — и тут же пошли ассоциации с гусями. А гусь, по древним поверьям — птица мистическая. Из царства мертвых прилетает и туда же возвращается. Когда зима настает. А сейчас, как раз, поздняя осень.
Огурцов с испугом посмотрел на выходящих из квартиры фанатов. Лишь бы они не в царство мертвых сейчас отправились…
С другой стороны — куда они отправляются выйдя с «квартирника»? В свои мрачные новостройки, которые в конце ноября выглядят еще более уныло, чем обычно? Завтра промозглым утром на работу в воняющем соляркой автобусе? В институты, в которых, вне зависимости от профиля и направленности первой и наиглавнейшей дисциплиной является — что? Правильно. История партии.
В Крым, что ли, махнуть?…
— Василий, скажи пожалуйста, что это тебя потянуло в официоз?
— Деньги были нужны.
— А если серьезно?
— А если серьезно, то они мне и сейчас нужны.
— Сколько же тебе нужно денег? Только не отвечай, как Шура Балаганов…
— Не отвечу. Мне нужно значительно больше, чем Шуре.
— Зачем же?
— Яхту купить.
— Какую яхту?
— Яхта под названием «Пошли все на хрен». Плавать на ней в нейтральных водах. И на звезды смотреть.
— Хорошо… Василий, а что ты думаешь, вообще, о роке? Меняется ли он у нас? И, насчет Григоровича — он же был, так сказать, одним из первых рокеров, а теперь стал почти эстрадных артистом…
— Отчечественный рок всегда воспринимался как музыка протеста. А когда исчезло то, против чего был протест — тут року и кранты пришли. Потому что настало время переводить рок на уровень высокий музыки. А с этим в России беда. Рок для нас чужд. Как чужд французам и немцам. Рок создавался внутри англоязычной среды. Там он и умрет. А насчет Григоровича — на самом деле он не был первым русским рокером.
— А кто был?
— Мусоргский.
— Ты любишь классику?
— Да. Очень.
— Литературу тоже классическую?
— Исключительно.
— Твой любимый литературный персонаж?
— Еврейская девушка Любочка Каксон.
— Кто?!
— Ну, помнишь, Яша, песня есть такая классическая. «А Любовь Каксон стороной прошла».
— Хм… Ясно. Скажи, если тебе так нравится еврейская девушка, хи-хи, Любочка, то что тебя так привлекает в славянской теме? В твоих новых песнях явственно прослеживается…
— А фиг его знает. Ничего меня особо не привлекает. Я пою то, что чувствую. И как чувствую. Портвейна дай, а? В горле пересохло.
— Последний вопрос. Как ты назовешь своего будущего сына. Или дочь? Вообще, какие у тебя любимые имена?…
— Гитлеркапут.
— Как-как?
— Гитлеркапут. Если у меня родится сын, я назову его Гитлеркапут. А что — очень патриотично. В духе времени и истории нашей страны. Гитлеркапут Васильевич Леков. А?
Где-то в глубинах космоса, в абсолютной тишине, среди светящихся шлейфов ионизированного газа беззвучно умирала звезда.
Вакуум был в этой области исключительно богат, породив обширные водородные облака, что протянулись на десятки световых лет.
Сквозь облака пробегали гравитационные волны, тревожа атомы водорода и подталкивая их друг к другу, создавая сингулярности. То тут, то там плотность водорода становилась больше. Другая случайная волна вскоре разрушала сингулярность, отгоняла атомы один от другого. Или не разрушала…
Волна кайфа все нарастала, обволакивая и унося куда-то…
… Когда плотность и масса сингулярности достигали некоторого предела, сингулярность, собственно, переставала был сингулярностью. Точнее, не переставала быть, а теряла право так называться. По достижению критического предела сингулярность становилось протозималью, гравитационное притяжение которой стягивало к себе вещество из прилегающих районов облака. Постепенно формировалась протозвезда…
Тишина. Лишь ритмический шорох дыхания.
Хорошее слово: ПРОТОЗВЕЗДА. PROTOSTAR. Многозначительное. Протозвезда экрана. Голливудская протозвезда. Рок-протозвезда. Мы все — прото. Потому что звездами будут те, кто придут после нас.
… Давление внутри протозвезды нарастало. Растет и температура. Молекулярная фаза. Металлическая фаза. Температура растет. И вот наконец — реакция термоядерного синтеза. Родилась звезда…
Чей-то голос, искаженный, будто воспроизводимый на малой скорости. И оглушительно громкий, бьющий по ушам…
Леков приоткрыл глаза. Он сидел. Под спиной было что-то жесткое.
— Ты кто?
— А ты где? — вопросом на вопрос.
— Маркиза?
— Нет, блин, папа римский. Козел ты, Васька.