День был хорош, когда б не паутина, развешанная меж дерев и липшая к лицу. Стирая её походя, Евфимия всё шла и шла, пока не поняла, что не в саду находится, а в диком, неухоженном лесу. Должно быть, ветхих ограждений не приметила, или порушились они да сгнили. Евфимия остановилась, дожёвывая яблоко. И тут к ней вышла та самая селянка в волоснике с грибным лукошком, которую видала через зрительный снаряд. С тех пор грибница успела бродом речку пересечь. Мост далеко.
Она была юницей, не женой. Не походила на селянку: и взор не прост, и руки не натружены. Увидав боярышню, дева попыталась разыграть испуг. Лукошко выронила, а оно… пустое. Вот так грибница!
- Ах, барышня, не ходи дале, там нехорошо! - расширила она глаза.
Евфимия изрядно удивилась:
- Отчего в лесу нехорошо?
- Все Нивны знают: там - жилище ведьм! - понизила лукавый голосок грибница.
Евфимия переняла игру.
- Ой, страсти!.. А ты здешняя?
Девица неумело попыталась затупиться, прикрыть лицо рукой, как делают селянки.
- Вестимо, здешняя. А чья же я?
- Так укажи мне путь к жилищу ведьм, - поймала её на слове Евфимия. - Нивнянским жителям он ведом, ежели такое говорят.
- Ах, что ты ба-арышня! - Она произносила нараспев «боярышня», и получалось «барышня». - Никто туда не ходит. Я знать-то знаю, да не пойду.
- Тебя как звать? - Евфимия решила завязать знакомство.
- Фотиния. А просто - Тинка.
Боярышня, назвавшись, попросила:
- Так ты мне объясни, Фотинья, как пройти к жилищу ведьм. Не бойся, не зову туда. Однако же я очень любопытна.
Фотиния, приблизив загорелый, не по-сельски нежный лик, таимно зашептала:
- Пойти отсюда, из подлесья, в лес, от этой вот берёзы да насередь двух вязов - к трём дубкам. У дуба голенастого отвислый сук укажет стежку к речке Блудке. Там от ветлы от виноватой сквозь иву - в дром. Продравшись - на поляну с рассохой-клёном. А вкруг него опять-таки стоят рассохи, рогатками не вверх, а вниз. А на рассохах-то - кули. А у кулей - по два хватка. А на кулях-то - по балде. Это есть ведьмы!
Тинка, прихватив лукошко ближе к боку, позвала:
- Пойдём-ка, провожу тебя домой. Сама я чрез Мамонову усадьбу - в Нивны.
- Ты иди, - откликнулась Евфимия. - Хочу найти чуть-чуть боровичков в подлесье. Нет, в лес не углублюсь.
- Смотри!
Фотиния, шурша кустами, удалилась. Гостья московская сочла её хозяйской челядинкой, охотницей до шуток. Однако же решила прогуляться далее и заодно проверить молвку глумотворщицы. Дождавшись полной тишины, она пошла.
Вот от берёзы в ста шагах - два вяза. Меж ними чуть заметный след привёл невдолге к трём дубкам. Евфимия, увлёкшись, улыбнулась: выдумщице отлично ведом лес! Который из дубков поголенастее? Вот этот. И отвислый сук указывает стежку. От шага к шагу ощутимей сырой дух. Вот и лесная речка, словно озерко, вся в зелени. Евфимия увидела, что вышла лишь к одному из завитков петляющей по лесу Блудки. А вот и виловатая ветла, за ней - ивняк. Через него попала в густую чащу, названную Тинкой дромом. Ох, не порвать бы платье в этом дроме!
Вот и поляна с развилистым рассохой-клёном. И… о чудо! Вкруг него двенадцать ликовнйц с распущенными волосами водят хоровод, заядло припевая:
Не учила меня мать ни ткать, ни прясть,
а учила меня мать шемелой играть…
И вдруг как припустились взапуски на корточках, уже не припевая, а крича:
Метлой-шемелой со двора долой!
Не успела боярышня приглядеться к происходящему, как простоволосые ликовницы, словно лесные орлицы, распузырив долгополые безрукавые белые приволоки, бросились на неё, намереваясь повалить на стоптанную траву. И тут же первая вскрикнула от боли, вторая взвизгнула, третья, отлетев, покатилась игральным мячом… Ох как кстати пришлись уроки пани Бонеди!
- Кыш! - прозвучал знакомый голос. - Довольно!
Нападавшие враз расступились, и напуганная, но не потерявшая духа искательница жилища ведьм увидела перед собой недавнюю свою знакомку грибницу Фотинию, как по волшебству оказавшуюся прежде неё на заповедной поляне.
- Отложи, Евфимия Ивановна, заслуженный нами гнев. Ведьмы сразились с тобой играючи. Однако же искус выдержан. Учёность твоя доказана.
- Какая учёность? - всё ещё задыхалась от недавней борьбы Евфимия, - Как знаете меня? Отчего ты здесь, а не в Нивнах?
- Я нашла стежку кратче, - улыбнулась Фотинья. - Я им сестрица. И как же нам чужих тайн не знать? Мы - ведуньи. Занимаемся ведовством под началом знатнейшей ведалицы аммы Гневы.
- Какой ещё такой аммы? - не могла унять зла Евфимия.
- Духовной матери нашей, аммы, - объяснила одна из ведьм.
Лесные жительницы приближались к ней с протянутыми руками.
- Пойдём-ка, драчунья, с нами…
Боярышня спрятала руки за спину.
- Драчуньи - вы! Я же - самозащитница.
Фотинья на правах знакомки заявила:
- Уж ежели набралась храбрости узреть въяви жилище ведьм, так слушайся.
Вернулись к Блудке, перешли похолодавшую речонку вброд, долго петляли по лесу лишь ведьмам ведомым путём.
- Куда ведёте? - Евфимия пыталась упереться.
- К амме Гневе. Куда ж ещё? - тянула за руку Фотинья.
- Ой! - Боярышня невольно отскакнула. - Змея!
Почти у самых ног чернела будто ветка-падалица и резко поднялась одним концом.
- Гадюка, - обошла её ближайшая из ведьм. - Не бойся. От неё целит трава-горичка. Тоё ж горички натолки да привяжи к тому местечку, где гадина укусит.
Миновали дуб, убитый молнией, задравший корневища вверх. За ним проглянула поляна, поменьше той, где занимались ликованием. А посреди поляны желтел свежими брёвнами орешек-теремок под пластяною кровлей. Уютный дух берёзовый витал по-над поляной и усластил ноздри.
- Амма Гнева зелено действует! - почтительно отметила одна из ведьм.
И все позвали в голос:
- Амма, выйди!
В чёрном проёме отворенной двери возникла женщина, простоволосая, в такой же долгополой белой приволоке, как у молодых сестёр. Боярышня, завидев, отшатнулась, не поверила глазам.
Перед ней была не кто иная, как Акилина свет Гавриловна, боярыня Мамонша… Вот так амма Гнева!
5
- Ты… здесь? - воскликнула хозяйка кельи и сверкнула взором на недавних ликовниц, - Кто её привёл?
Фотинья подошла, сбросила приволоку, оставшись в краткополой льняной срачице, стала на колена, опустив главу, уронив волосы долу. Словно на закланье предала себя.
- Винюсь…
Дебелейшая из сестриц и, видно, старшая летами выступила следом:
- Мы все винимся, амма Гнева. Уж так хотелось поиграть с названой твоей дщерью! Тинка предложила, никто не супротивничал. Порушили наказ по нашему зелёному дрию.
Молчание отяготило всю поляну. Нечаянная гостья не могла ещё в себя прийти. Обиду выражал взор аммы Гневы, устремлённый на двенадцать дев. Потом она сказала ломким голосом:
- Офимушка, свидетель Бог, я не хотела этого.
- Чего? - Евфимия не понимала.
Расстроенная женщина сошла с крыльца, приблизилась.
- Теперь я пред тобой совсем иная. Ох, ведал бы Иван Димитрич, не доверил бы тебя лесной колдунье!
- Ты… - Евфимия невольно отступила. - Ты… колдунья?.. Акилинушка!
- Тех, кто занимается, чем мы, в народе так зовут, - грустно сказала амма Гнева.
- А чем вы занимаетесь? - Боярышня уже догадывалась, да захотела вызнать больше.
Хозяйка сказочной избы всех пригласила:
- Взойдемте. Моё питье, наверно, уж доспело. Надобно взглянуть… А ты, - склонилась к Тинке, - с тобой мы после поаркаемся.
- Зачем аркаться? - поднялась ослушница. - Назначь мне наказанье по достою. Я приму.