- Андрей Фёдорыч! - уныло прервала Евфимия. - Не мучь нас тучами и бурями, взгляни, как рассиялось солнышко!
- И вправду, дядюшка Голтяй, - сказал Боровский, - уважь приятным…
- Извольте! - поднял руки Андрей Фёдорыч. - В Троицко-Сергиевом монастыре - новый игумен по великокняжьему прошению он принят братией.
- Кто? - украсил шею своей любавы яхонтовым ожерельем Ярославич.
- Из Ферапонтовой обители, именем Мартиниан, - сказал Голтяев.
- Мартиниан? - покинула скамью Евфимия. - Благая новость!
- Что знаешь ты о нём? - спросил Голтяев.
- О, многое! - воскликнула княгиня. - Сопровождая сверженного венценосца в Белозерский монастырь, я удостоилась беседы двух игумнов, тамошнего Трифона и Ферапонтова Мартиниана. Оба, на себя взяв грех, разрешили ослеплённого от клятвы, данной Шемяке. Этим и вернули стол Василиусу.
- Благодарность наш великий князь блюдёт, - отметил Андрей Фёдорыч. - Что ж, Трифон стар. Мартиниан же полон сил, вот и возвышен на великое служение в Дом Сергия. Сейчас он в Чудовом монастыре, митрополичий гость. Не ранее, спустя седмицу, возвратится к Троице. Так говорят духовные… А впрочем, - перебил себя «дядя Голтяй», - совсем забыл порадовать внучатого племянничка Ивана. Литовский посол Гарман по моему заказу получил из земли фрягов чудную музикию. Вчера доставили с великим бережением. Нельзя в пути стряхнуть! Вот ждал приезда Ванечки, чтоб в вашем тереме сия музикия играла.
Иван, Евфимьин пасынок, как раз был тут как тут. Пришёл к отцу, по всему видно, с делом, да заслушался. Не перебил, пока всё не дослушал о фряжском чуде. Потом оповестил:
- Явился государев позовник. Тебя, батюшка, ждут срочно во дворце.
- Придётся отложить семейное застолье, - виновато посмотрел Василий на Голтяева.
- Что ж, мы ведь друг от друга не за тридевять земель, - ответил Андрей Фёдорыч. - Позов властителя не терпит с исполнением. Воротишься, дай знать. Я тут же буду.
- Батюшка! - взмолился княжич. - Дозволь поехать с дедом, посмотреть диковину?
Князь колебался.
- Не смущайся, - замолвил слово за внучатого племянника бездетный дед. - Вернусь, и Ваню привезу.
Василий Ярославич кивнул согласно и сказал жене:
- Вели, Офимушка, пусть Дарьица при солнце погуляет с детками.
- Сама похожу с ними, - откликнулась Евфимия. Иван поспешил в терем опрянуться для гостевания. Гость и княгиня с князем вышли с огорода во двор. У красного крыльца к ним подступил кудлатый бородач:
- Конюшего не ищешь, господине? Княгиня просияла:
- Ядрейко! Как меня нашёл? Старый знакомец ухмыльнулся:
- Лишь заткнутым ушам не слышно на Москве, что ты жена Боровского.
Евфимия затеребила мужа:
- Друг мой…
- А мне как раз конюший нужен, - угодил ей Ярославич. - Готовь коня. Поеду во дворец.
- Добро, - расправил бороду Ядрейко и пошёл, как будто издавна был здесь своим.
Евфимия с Голтяевым остались у крыльца одни.
- Твой муж поступил смело, - отметил Андрей Фёдорович. - В прошлый свой приезд он мне открыл: Василиус грозит большими бедами, коль станешь ты княгинею Боровскою. Племянник мой не внял угрозам. Его любовь превыше страхов. Ответь и ты любовью.
- Отвечу, - молвила Евфимия. - Однако же в сей час меня заботит: не для худа ли его позвал Василиус?
Голтяев успокоил:
- Меж ними не быть худу. Государь шурину обязан многим. Ярославич для него и в ссылку шёл, и в бой. А благодарность наш великий князь блюдёт! - повторил потомственный вельможа недавние свои слова.
Пришёл Иван. И дедушка двоюродный с племянником внучатым укатили. Потом подвёл коня Ядрейко вышедшему Ярославичу и сам отправился сопровождать Боровского. Евфимия с крыльца махнула платчиком: до скорой встречи! Резво поднялась наверх, взяла у Дарьи Кснятку с Лушей.
- Ма-а-атунька! Выдь с нами за ворота. Надоело в огороде! - просилась Луша, соскакнув с крыльца.
Евфимия, взяв за руки детей, вышла в проулок. Решила прогуляться на Подол, к Тайницким воротам. Миновала церковку святого Афанасия. У паперти Трёх исповедников стояла пара вороных под чёрными попонами, запряжённая в кречел, погребальный одр. Вот вышли несколько скорбящих. Вынесли открытый гроб с телом седого мужа. Глаза - в тёмной повязке. Из-за неё не разобрать лица. За гробом… А за гробом-то… Евфимия похолодела: Устинья! Устя… Как переменилась!
Установили домовину на скамью. Устинья подошла, склонилась, дабы коснуться лба покойного. Больше никто не подошёл. Гроб стали подымать на погребальный одр. Устя отошла в сторонку, увидала тётку.
- Евфимьюшка?..
Не бросились в объятия друг другу. Смотрели молча. Евфимия обронила:
- Ты… была… с ним…
Спутница Косого вскинула восковой лик:
- Тотчас по ослеплении явилась. Служила до последни. Деток Бог не дал.
- Жила-то с ним по доброте или неволею? Племяшка закраснелась:
- Сперва по доброте, потом неволею… - И присовокупила: - Дмитрий Юрьевич Шемяка, будучи на государстве, хотел получшить наше житие, да не поспел.
- Кто здесь из близких? - показала взором на людей Евфимия.
- Челядь, - сказала Устя. И спросила, глядя на Кснятку с Лушей: - Твои детки?
- Мои.
- Вот погребу Василья Юрьича, - вздохнула Устя, - вернусь в Тверь к матушке и тётке, тут же постригусь. Освободил для иночества Васенька меня, несчастную…
Евфимия приблизилась, поцеловала в щёку. Устя ответила сухим холодным поцелуем. Словно перенесла со лба покойника прощальное его лобзание.
Евфимия поспешно пожелала:
- Храни тебя Господь! И отошла.
Кснятка и Луша ворковали перед нею, держась за руки.
- Вернемтесь, птенчики, в наш огород, - звала княгиня. - Каждому сорву по яблочку душистому.
- И по янтарной грушеньке! - сказала Луша.
В гору шли быстрей, чем под гору. Солнце никло к кровлям теремов. Вот-вот вернётся Ярославич.
У ворот стоял Ядрейко.
- Отведи, матушка, детей наверх да снизойди ко мне.
- Где князь? - обеспокоилась Евфимия.
- Тотчас узнаешь, - обещал конюший. Евфимия со сжатым сердцем взбежала на крыльцо и по ступеням - в сени, держа Кснятку на руке, другой рукой волоча Лушу. Передала малюток и снова - вниз опрометью…
Ядрейко был уж на крыльце.
- Дела свирепые, - изрёк он тихо. - А ты держись! Они - навал истей, а ты - упористей…
Княгиня перебила:
- Не томи!
- Ждал с конями у дворца, - начал Ядрейко. - Мыслил: время возвращаться - князя нет. Ну, думаю, беседа государственная! Гляжу, красуха шествует, под стать придворной бабе. Проходя, таимно говорит: «Ефимью упреди. Боровский государем взят. Сведён на караульню, посажен на чепь». Я, не рассуждая, отбыл.
Княгиня унимала дрожь.
- Не назвалась ли та, придворная? Ядрейко сморщил лоб:
- Меланьица. Евфимия велела:
- Езжай к Голтяеву. Немедля привези Ивана. Мне - кареть. Поеду к государю.
Спустя время она была в великокняжеской передней. Палата - стены голые. Жди, стоя. Рядом - иного. Для посещений неурочный час. Прошатаи приходят утром. Дворцовый человек - как канул. Впервые в шзни сучит жилы боль в ногах. Вдруг отворилась из рестовой дверь и вышел отрок Иоанн. С недавнего - тцовский соправитель. Тоже великий князь.
- Чего тебе, тётка Ефимья?
- Видеть государя! - растерялась посетительница.
- Перед тобой не государь ли? Назвалась княгинею юровскою. Просишь за мужа?
- Шла говорить с твоим родителем. - Евфимьин голос отвердел. - Сопроводи к нему.