– Ну откуда же мне это знать? – растерянно спросила она. – Мы встретились всего несколько недель назад. К слову сказать, я и сейчас мало что про тебя знаю. И что такое, скажи на милость, эти оргии?
– О, я объясню это тебе как-нибудь позднее, если ты не возражаешь. А сейчас нам лучше заняться квартирой, – напомнил он. – Я выбрал эти апартаменты из-за их чудесного расположения и вида из окон, а поскольку все квартиры на этой стороне здания имеют по четыре спальни – у меня не оставалось выбора. Я подумывал о том, чтобы предложить кому-то из друзей разделить со мной эту квартиру – и плату за нее, – но понял, что мне гораздо приятнее наслаждаться единоличной властью над целой квартирой, после того как я всю жизнь прожил в одном доме с тремя братьями и сестрой.
– Но я не сомневаюсь, что после того, как твои старшие братья женились, а Дэна отправили в школу, в доме твоих родителей освободилось достаточно места. Почему же ты не захотел там оставаться?
Он то ли усмехнулся, то ли скривился и признался:
– Окажись ты на моем месте, ты смогла бы ужиться с моей матушкой дольше, чем это было необходимо?
– Возражение принято, – шутливо провозгласила она с важным кивком.
Итак, в данный момент поиски Ральфа в основном легли на плечи Кена, который привлек к делу нью-йоркских сотрудников агентства Пинкертона, хотя и Брент, со своей стороны, неустанно рассказывал о случившемся своим друзьям и знакомым, предлагая им помощь в розыске. В городе такого размера, как Нью-Йорк, их поиск был если и не безнадежен, то и отнюдь не легок. Но, с другой стороны, Брент утешал Андреа тем, что и Ральфу теперь будет труднее разыскать их со Стиви. Значит, они до какой-то степени могут чувствовать себя в безопасности и спокойно заниматься своими семейными делами.
Проведя первые два дня с Андреа, чтобы облегчить ей знакомство с окрестностями, с магазинами, с приходящими слугами, которые убирали и готовили у них в доме, Брент приступил к своим обязанностям в фирме отца. Мэдди навещала их как можно чаще, хотя предпочла их гостеприимству комнату в расположенном поблизости отеле – дабы не мешать их уединению. И теперь, обзаведясь своим собственным домом, Андреа входила в новую для нее роль жены и матери.
Ей приносило огромное удовольствие общение со Стиви, она гуляла с ним в парке, читала, играла с ним. Он был просто неотразим: белокурый, голубоглазый, с бесхитростной требовательностью двухлетнего маленького тирана. Даже за то короткое время, что они провели в разлуке, он успел изрядно подрасти, многому научился. По большей части это были весьма неприятные ухватки, перенятые у Ральфа. Стиви так и сыпал проклятиями, причем оставалось лишь поражаться тому, насколько чисто проговаривает он ругательства, в отличие от прочих слов, составлявших его ограниченный лексикон. Андреа была шокирована, когда он впервые назвал ее девкой.
– Стиви! Это очень нехорошее слово, и ты никогда не должен его говорить! – сказала она, изрядно испуганная. – Так нельзя называть ни меня, ни любую другую леди, запомни.
– А Лальф звал тебя так, – невозмутимо возразил Стиви.
– Ублюдок! – пробормотала про себя Андреа, а вслух сказал: – Ральф говорил неправильно. Теперь я – твоя мама. Ты можешь звать меня мамой, если хочешь, или Андой, но никак иначе.
– Нет! – затряс Стиви белокурыми локонами. – Я буду вать тебя мивая, как Бент.
– Ну, хорошо, – нахмуренное лицо Андреа расцвело от умильной улыбки. – Ты можешь звать меня милая, как Брент.
Однако этим эпизодом не кончилась череда конфузов, вызванных чересчур цветистой манерой выражаться у Стиви, и Андреа с Брентом не раз горячо обсуждали, как отучить его от этого.
– Возможно, нам просто не надо концентрировать внимание на тех случаях, когда он ругается, показывать, как мы шокированы, или читать ему проповеди – и он перестанет сам, – предположила Андреа.
– Я в это не верю, – возразил Брент. – И более того, считаю, что легкая взбучка придется как нельзя кстати. Это нисколько ему не повредит, зато произведет должное впечатление.
– Это слишком смахивает на повадки Ральфа, – не уступала Андреа, – а тебе известно, как стал относиться Стиви к мужчинам вообще после взбучек, полученных им от Ральфа? Ведь он только-только начал сближаться с тобою, а ты хочешь все разрушить своим рукоприкладством.
– Значит, это будешь делать ты, – сказал Брент. – Именно в этом возрасте в ребенке закладываются нормы поведения, он усваивает, что можно, что нельзя. Он раз и навсегда выучивает те правила, по которым потом будет вести себя всю жизнь. Я понимаю, что ему пришлось многое пережить, пока он был с Ральфом, но это не значит, что мы должны позволять ему садиться нам на голову.
Стиви кроме всего прочего успел усвоить от Ральфа склонность к рукоприкладству, которую демонстрировал при всяком удобном случае на других детях или же на кошке – в тех случаях, когда ему удавалось ее изловить. Все семейство Синклеров собралось на традиционный воскресный обед в родительском доме, когда раздалась серия душераздирающих воплей, испускаемых Шелли, трехлетней дочуркой Арни и Шейлы. В тот же миг все взрослые ринулись выяснять, что случилось с ребенком.
– Он бьет меня! – ревела девчушка, обличающим жестом указывая на Стиви, который стоял, молча глядя на нее и прижимая к груди свою плюшевую овечку. – Стиви бьет меня! – и она подняла руку, чтобы продемонстрировать всем желающим несколько красных пятен, проступивших на ладошке.