Избранный ими путь уже через два квартала привел бы их к дому, где располагается холостяцкое жилье старика с черной повязкой, но они решили, не заходя туда, ибо еды там нет, одеждой они обеспечены, книги читать не могут, двигаться дальше. Улицы запружены слепцами, ищущими себе пропитания. Входят в магазины и выходят из магазинов, входят с пустыми руками, с ними же чаще всего и выходят, заводят затем дискуссии, следует ли покинуть этот квартал и начать прочесывание других или же пока не стоит, приводят доводы за и против, и беда-то вся в том, что по всему, как обстоят ныне дела, а дела такие, что вода из кранов не течет, электричества нет, газовые баллоны пусты, и страшно устроить пожар на кухнях, так что стряпать нельзя, да это еще при том условии, что известно, где взять соль, перец там, прочие пряности, масло, это если имеется намерение приготовить блюдо, хоть отдаленнейшим образом напоминающее по вкусу прежнюю пищу, да, впрочем, тут не до жиру, мы бы рады были взять и сварить овощи без затей и изысков, то же и мяса касается, кроме всегдашних кур и кроликов в дело пошли бы и зазевавшиеся собаки и кошки, но опыт есть лучший учитель, и потому даже и эти животные, прежде называвшиеся домашними, научились теперь не доверять умильным словам и ласковым прикосновениям, сбиваются в стаи и сообща отбиваются от охотников, а поскольку они, слава богу, зрячие, то у них и защита, и, если надо, нападение получаются не в пример лучше. Так вот, совокупность всех этих обстоятельств и соображений постепенно убедила людей, что нет для них еды лучше той, которая в консервах, и не только потому, что она чаще всего уже приготовлена, бери да ешь, но и потому, что удобна в транспортировке и легка в использовании. Разумеется, на каждой такой банке-жестянке, содержащей подобный продукт, указана дата, по прошествии которой употребление его в пищу нежелательно, а то и просто опасно, однако народная мудрость без промедления пустила в обращение некую довольно безответственную народную мудрость, симметричную другой, уже постепенно выходящей из употребления и гласящей, что видит око, да зуб неймет, а теперь получается так, что если око не видит, то достается нетребовательному желудку много радости, и оттого, наверно, съедается здесь столько гадости. Шествуя во главе, жена доктора проводит мысленную инвентаризацию еще остающихся у нее припасов, хватит еще на одну трапезу, если псу не давать, ну, да, он обойдется собственными средствами, теми самыми, которые позволили ему так ловко ухватить курицу за горло, обрывая и кудахтанье ее, и самое жизнь. Дома, если память ей не изменяет и если никто в этот дом не проник, хранится порядочный запас консервов, вполне достаточный для супружеской пары, но при посредстве семи ртов запасу этому, даже при условии строжайшей экономии, уготована недолгая жизнь. Завтра придется вновь наведаться в подвал супермаркета, и надо еще решить, одной ли идти, взять с собой мужа или попросить первого слепца, который помоложе и попроворней, выбор спутника зависит от того, что важнее - побольше унести или поживей двигаться, с учетом, само собой разумеется, возможности поспешного отступления. Гниющий на улицах мусор, которого вроде бы со вчерашнего дня стало вдвое больше, вкупе с теми человеческими экскрементами, которые тугими струями вчерашнего ливня обращены в кашицу, и теми, плотными и поносно-жидкими, которые прямо сейчас унесем на своих подошвах мы, проходящие здесь мужчины и женщины, обращают воздух в удушливое, обволакивающе-плотное облако вони, и двигаться в нем можно лишь с большим трудом. На обсаженной деревьями площади с памятником посередине свора собак грызет труп. Должно быть, этот человек умер недавно, не успел еще окоченеть, это становится заметно, когда собаки, ухватив зубами, трясут, мотают его из стороны в сторону, чтобы оторвать мякоть от костей. Невдалеке попрыгивает ворон, ища просвет, чтобы подобраться к падали поближе. Жена доктора отвела глаза, но было уже поздно, из глубины желудка поднялась тягучая спазма, ее вырвало раз, и другой, и третий, так мучительно, словно это собственное ее тело дергала и рвала в разные стороны иная стая собак, называющаяся беспросветным отчаяньем, все, больше не могу, я хочу умереть здесь. Доктор спросил: Что с тобой, и остальные, соединенные веревкой, подошли поближе, спрашивали с испугом: Что случилось, Тебе нехорошо, Наверно, что-нибудь несвежее попалось, А я вот ничего такого не чувствую, И я. Что ж, хорошо вам, вы только слышите, как возятся над трупом псы, как вдруг не в своей тональности кратко каркнул ворон, это в свалке одна из собак цапнула его за крыло, мимоходом, почти беззлобно, и тут жена доктора сказала: Не смогла сдержаться, простите, тут собаки пожирают собаку. Нашу, воскликнул косоглазый мальчик. Ну что ты такое говоришь, наша жива, ходит вокруг тех, но не приближается: После той курочки ему, наверно, и есть не хочется, заметил первый слепец. Ну, получше тебе, спросил доктор. Да, все прошло, пойдемте отсюда. А наша, снова вопросил косоглазый мальчик. Она не наша, она просто увязалась за нами, а теперь, может быть, останется с этими, может быть, и раньше с ними ходила, а теперь вновь повстречала друзей. Мне надо по-большому. Ну, не здесь же, потерпи немного. Не могу, живот болит, так и крутит, пожаловался косоглазый мальчик. И тут же, не сходя с места, облегчился, и жену доктора вывернуло наизнанку еще раз, но уже по другой причине. Пересекли широкую площадь, и, когда остановились в тени деревьев, жена доктора оглянулась. Появились новые собаки, затеялась грызня из-за обглоданных останков. Слезный пес шел оттуда, держа морду у самой земли, словно по следу, привычка, известное дело, потому что на этот раз достаточно было просто взглянуть, чтобы найти ту, кого он искал.
Пошли дальше, и дом, где жил некогда старике черной повязкой, остался позади, а они идут теперь по неширокому проспекту, застроенному по обеим сторонам высокими роскошными зданиями. И автомобили здесь брошены другие, дорогие, просторные, поместительные, удобные, вот почему столько слепцов желает ночевать в них, и, судя по всему, этот огромный лимузин превращен в чье-то постоянное обиталище, потому, надо думать, что возвращаться к машине легче, нежели в квартиру, и занявшие его поступали, наверно, как те слепцы в карантине, ощупывали и отсчитывали машины от угла: Двадцать семь, левый ряд, вот я и дома. А в доме, у подъезда которого стоит этот лимузин, находится банк. Сюда на еженедельное пленарное заседание, первое после начала эпидемии белой болезни, привезли председателя совета директоров, но отогнать машину в подземный гараж, где она ожидала бы окончания дебатов, уже не успели. Шофер ослеп в тот миг, когда председатель через центральный подъезд, как ему нравилось, вошел в вестибюль банка, закричал, это мы все о шофере, но он, а это уже - о председателе, не услышал. Впрочем, и заседание оказалось не таким уж пленарным, как предполагалось и каким бы ему полагалось быть, ибо за последние дни ослепли некоторые члены совета директоров. И председатель не успел объявить об открытии сессии, на которой собирались именно обсудить, какие меры следует принять по поводу внезапной слепоты всех членов наблюдательного совета, и не успел даже войти в расположенный на пятнадцатом этаже конференц-зал, потому что поднимавший его лифт застрял между девятым и десятым - электричество отключилось, причем, как оказалось, навсегда. А поскольку известно, что пришла беда - отворяй ворота, в этот самый миг ослепли электрики, ответственные за внутренние сети и, следовательно, за бесперебойное функционирование генератора, старинного, давно уже подлежавшего замене на автоматический, и в результате, как уж было сказано, лифт стал намертво между девятым и десятым этажами. Председатель увидел, как ослеп сопровождавший его лифтер, а сам потерял зрение час спустя, а поскольку электричество так больше и не включилось, а случаи слепоты в банке в тот день почему-то участились, то, надо полагать, эти двое и сейчас еще пребывают там, мертвые, разумеется, замурованные в стальном гробу кабины и потому счастливо избежавшие участи быть сожранными бродячими псами.
Поскольку свидетелей нет, а и были бы они - ниоткуда не следует, что их вызвали на судебное заседание, чтобы рассказать нам, что же там происходило, вполне понятно, что кто-то спросит, каким образом удалось узнать, что дело было именно так, а не иначе, но в ответ мы скажем, что таковы все свидетельские показания о происшествиях начиная с сотворения мира, ведь там никого не было, никто при этом не присутствовал, но все тем не менее знают все в подробностях. Что же будет с банками, спросила жена доктора, и нельзя сказать, чтобы ее очень уж это интересовало, хотя в одном из них она держала свои сбережения, вопрос был задан из чистого любопытства, она просто подумала об этом вслух, не ожидая, что ей ответят, например, так: В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою, но вместо этого старик с черной повязкой сказал, когда шли по проспекту вниз: Насколько мне удалось понять в ту пору, когда у меня был еще зрячий глаз, вначале была дьявольщина какая-то, и люди, боясь остаться и слепыми, и неимущими, кинулись в банки снимать деньги со счетов в чаянии обеспечить свое будущее, и это вполне понятно, если кто-то знает, что работать больше не сможет, то желает жить, покуда они не кончатся, на свои сбережения, предусмотрительно сделанные в пору процветания, если человеку и в самом деле хватило благоразумия копить да откладывать по зернышку, ну и вот, когда в результате этого молниеносно, то есть в течение двадцати четырех часов, обанкротились несколько крупнейших банков, правительство в попытке утишить страсти воззвало к гражданской сознательности граждан, завершив призыв торжественным обещанием принять на себя всю ответственность и обязательства, которые проистекут от царящего в обществе смятения, однако помогло это примерно как мертвому припарка, ибо граждане, во-первых, продолжали слепнуть, а во-вторых, те, кто покуда еще видел, мечтали только, как бы им выручить и спасти свои драгоценные денежки, и в конце концов случилось неизбежное, то есть банки, как лопнувшие, так и нет еще, закрыли двери и попросили у властей вмешательства полиции, что не помогло ни в малейшей степени, ибо в орущих толпах, осаждавших банки, имелось немалое число полицейских в штатском, требовавших того, что с такими неимоверными трудами доставалось им, причем иные, чтобы иметь возможность манифестировать без помехи, сообщали начальству, что ослепли, а иными словами, подавали в отставку, что же касается полицейских еще действующих и носящих форму, наставивших на беснующуюся толпу оружие, то эти вдруг перестали различать мушку, оттого что, если были у них деньги на счету, потеряли всякую надежду их вызволить и еще обязаны были выслушивать обвинения, что, мол, снюхались с властями, но самое скверное началось немного погодя, когда банки подверглись настоящему и яростному штурму вкладчиков слепых и зрячих, но одинаково впавших в неистовство и теперь уж не протягивавших чинно и благородно через окошечко чек с учтивой просьбой учесть его и закрыть счет, а хватавших все, что подворачивалось под руку, лежало в ящиках, или в беспечно отпертом сейфе, или по старинке - в мешках с медной мелочью, которой пользовались еще дедушки самых старых из атакующих, и вы даже представить себе не можете, что только творилось в роскошных и просторных залах банков и в маленьких районных отделениях и филиалах, ставших свидетелями сцен по-настоящему страшных, и не следует забывать еще и о банкоматах, разгромленных и опустошенных до последней кредитки, причем на табло иных загадочным образом высвечивались слова благодарности за то, что, мол, воспользовались услугами нашего банка, оказалось, машины и в самом деле - дуры, если не допустить мысли, что они попросту изменили своим хозяевам, и, короче говоря, в одно мгновенье рухнула вся кредитно-финансовая система, рухнула, как карточный домик, и не потому, что обладание деньгами перестало быть желанным, нет, это опровергалось теми, кто ни за что не желал выпустить их из рук, полагая, что совершенно неизвестно, что завтра будет, и эта же мысль погнала вперед тех слепцов, которые обосновались в подвалах банков в ожидании чуда, которое случится и распахнет перед ними тяжелые сейфовые двери, отделяющие их от богатства, обосновались и выходят за тем лишь, чтобы добыть еды, воды да справить прочие надобности, а потом сразу же возвращаются на бессменную вахту, причем придумали себе систему паролей, отзывов и условных знаков, помогающую пресечь поползновения всех посторонних проникнуть на их редут, и кромешная тьма, царящая в этих подземельях, мало их беспокоит, ибо для этой слепоты все белое. Медленно, делая время от времени остановки, чтобы косоглазый мальчик мог унять бушующие в кишечнике бури, слушатели брели по городу, покуда старик с черной повязкой рассказывал эти жуткие подробности о банках и финансах, и, несмотря на доверительно-искренние интонации, которыми он уснащал свое взволнованное повествование, нельзя было не заподозрить старика в известных преувеличениях, вот взять хоть слепых, затаившихся в кладовых банка, ибо ну как ему, не знающему пароля и условного знака, было узнать об этом.