— С водой, — подсказала Лейн.
— Конечно, с водой, — рявкнул Джон.
Оправившись от смущения, он стал сговорчивее.
Выйдя на улицу, Лейн остановила его и показала на узкие ступени.
— Ты не боишься загреметь отсюда в инвалидную коляску, Джон? Нельзя ли их сделать пошире или вообще убрать?
Он внимательно посмотрел на нее и тяжело вздохнул.
— Кажется, я совершил ужасную ошибку. Меня больше устраивал твой голубой период.
Лейн покачала головой.
— Едва ли мой голубой период был продуктивным. Теперь у тебя прибавится головной боли, но зато ты снова начнешь потирать руки. Пожалуйста, Скрудж, не забудь сделать что-нибудь с этими ступенями. Никто из нас не обречен на вечную юность и бодрость!
Джон оказался не единственным объектом вернувшегося к Лейн чувства юмора. Фергюсу она послала через Джона факс: «По-моему, это была правая ягодица». Немедленно поступил ответ: «Нет, ошибаешься». Когда Джону в руки попало ее послание: «В зеркале она выглядела как правая», Лейн было запрещено пользоваться его факсом.
Тогда она начала писать письма, глупые, какие обычно получают в бульварных журналах, из которых можно было сделать вывод, что их авторы — люди с отклонениями.
Когда случилось, что за две недели она не получила от Фергюса никаких известий, Лейн начала обзванивать студии. Фергюс был неуловим. Она стала спрашивать Макса. Его не оказалось на месте, и Лейн оставила ему послание. Макс отзвонил в этот же вечер. Обменялись любезностями и обсудили тему улучшения здоровья Тима. Макс сказал:
— Ходит слух, что ты вняла моему совету. Зеленею от зависти.
— Можешь не зеленеть. Фергюс считает, что нам нужно провести три месяца врозь.
— Не сочти за бестактность, но я ничуть не удивлен. В данный момент мы окружены стайкой отборных красавиц… точнее, Фергюс.
Лейн прикусила губу.
— И как он ведет себя?
— По-моему, придраться не к чему. Но зато милый старый Леннокс вытворяет перед камерой такое… Ты не представляешь…
— Хватит, я уже представила!
— Даже малыш Тим смотрит во все глаза. Не могу оторвать его.
— Можешь больше не рассказывать!
— Извини, дорогая. Может, выберешься к нам?
— Может. У меня перерыв в работе, жду одобрения… Но не хочу, чтобы Фергюс думал, будто я слежу за ним.
— Передать ему, что ты звонила?
— Да, пожалуй, Макс. Он мог бы позвонить мне. Скажешь?
— С удовольствием. Если хочешь, я сейчас же разыщу его и скажу, что самая любимая женщина требует его внимания. Пойдет?
Лейн улыбнулась.
— Звучит прекрасно, Макс. Буду тебе вечно признательна.
— Для вас, дорогая, все, что угодно.
Около полуночи раздался звонок и Лейн услышала веселый голос Фергюса.
— У телефона моя самая любимая женщина?
— Если это правда, то да, — ответила Лейн, улыбаясь. — Я как раз собиралась ложиться спать.
— В одежде или без? — последовал вопрос.
— Запаковалась, будь здоров, — три пары носков, две фланелевые ночнушки, а сверху пояс целомудрия, — доложила Лейн.
— Ты и вправду знаешь, как завести мужика.
— Похоже, я тебе для этого не нужна, Фергюс.
— Что я слышу? У тебя плохое настроение?
Лейн накручивала на палец телефонный провод.
— Макс упомянул, что ты снимаешься в откровенных любовных сценах.
— Макс это сделал нарочно. Мне бы не хотелось, чтобы из-за этого у тебя портилось настроение. Тебе же нравится, когда я играю без носков.
Она поняла, что он улыбается.
— Носки ладно, меня беспокоит остальное.
— Не стоит. Тебе следует помнить, что занятие любовью с незнакомой женщиной перед камерой имеет весьма отдаленное сходство с эротикой. Я бы предпочел выполнять эту работу с тобой.
— Но я рассчитываю только на высоты… как у тебя было написано… «высоты страсти»?
— Не уверен, что я настолько хорош, — ответил он, смеясь.
— На меньшее я не согласна.
— Я устал, — пожаловался Фергюс, — ты хотела мне что-то сообщить, или я могу удалиться на…
— Сама знаю, — прервала его Лейн, — у тебя впереди напряженное утро.
— Ты сказала.
Лейн тяжело вздохнула.
— Я скучаю по тебе, Фергюс.
— А ты и должна.
— Как Ханна?
— Такая же ужасная, как всегда.
— Ладно, тебе пора на покой… — Она снова вздохнула.
Передразнивая ее, он тоже вздохнул.
— Ты права.
— Тогда пока?
— Спи спокойно, любимая. — Голос его звучал нежно-сочувственно.
Беспокойство ее утихло.