- Что касается меня, - отвечаю я, а сам думаю о своей жене, - я думаю, что женщины могут быть мученицами, а могут быть и мучительницами. Это зависит от того, красивые они или нет.
Тихий и скромный Алексей лишь философски-значительно улыбается этим словам.
Как я уже говорил, сначала все шло хорошо и приятно, и мы с удовольствием развлекались. Но прошло некоторое время, и мне стало скучно. Чтобы скоротать время, я начал понемножку сплетничать, а когда и это надоело, пришла мне на память забава, которой мы, полицейские чиновники в Сербии, охотнее всего развлекались.
Чтобы я мог таким образом провести время, мне нужны были сторонники, поэтому я и обратился прежде всего к многострадальному Иоанну. Гуляем мы однажды вечером у реки, в которой течет сливовица и на берегах растут дивные огурчики. Когда бы я сюда ни приходил, я приносил в кулаке немного соли и всегда отлично проводил время. Итак, гуляем мы как-то раз с многострадальным Иоанном, разговариваем о том, о сем, а я ему возьми и скажи:
- Никак не пойму, почему мы должны терпеть, чтобы председателем райской святой общины все время был святой Петр. Мне кажется, что преподобный Потапий был бы лучше на этом месте.
Многострадальный сначала удивленно посмотрел на меня, а потом начал мотать головой.
- Разве не так? - продолжал я. - Я говорю это беспристрастно. Мне преподобный Потапий не шурин, да и не дядя. Спроси его сам, он подтвердит, что мы не родственники.
- Да, я знаю это.
- Ну вот. Так почему бы нам не посмотреть хоть разок, как другой будет управлять раем. Я уважаю святого Петра, как святого, но все-таки надо бы посмотреть, как бы стал управлять другой.
- Да, - сказал Многострадальный после долгого размышления, - это неплохая мысль.
Каждый день мы продолжали наш разговор и потихоньку-полегоньку втянули в наш круг и других обитателей рая. Посвятили мы в это дело прежде всего апостола Онисима, потом и других. Когда же про нашу затею узнали многие, нам отступать было некуда, и мы начали действовать энергичнее.
Эх, видели бы вы только Алексея человека божьего! Каким он оказался хорошим агитатором. Как он разошелся! А мученик Евлампий! А мученица Феврония! Она тоже присоединилась к нам и досаждала нашим противникам не столько агитацией, сколько сплетнями.
В противной стороне - чудотворец Тихон и Григорий Двоеслов. Впрочем, чудотворец Тихон как чиновник не особенно выделялся: он работал только по указке сверху. Зато Григорий Двоеслов досаждал нам больше всех. Все извращал и заводил интриги. Мне скажет одно, апостолу Онисиму - другое, третьему третье. Наверное поэтому его и зовут Двоесловом.
Когда мы увидели, что наша идея уже созрела настолько, что предприятие должно получить иные формы, мы собрались и решили издавать газету. Назвали ее "Райские ведомости". Редактором избрали одного из мучеников - Акакия, учитывая, что и на земле редакторы обычно мученики. Мать моя, как мы разукрасили номер! Передовую статью написал я сам под заголовком: "Кого только среди нас нет". А дальше шли райские известия, смесь, анекдоты и ответы редакции. Ах, это было бы полезно почитать. Можете себе представить, каким был этот первый номер, если полиция его сразу же запретила и в тот же день вышел закон о свободе печати. Закон содержал всего две статьи.
Ст. первая: "Печать в раю является полностью свободной".
Ст. вторая: "Никто в раю не имеет права издавать газет".
Когда нам таким образом подрезали крылья, мы организовали и пустили в действие ту силу, которую многие на земле не умеют использовать, а именно мы вместо газет использовали женщин, то есть всех райских мучениц. И многие вопросы, которые в газетах были бы, очевидно, высказаны осторожнее, в подобной форме ставились и обсуждались очень остро.
Так энергично мы продолжили свою деятельность.
ГЛАВА ПЯТАЯ
В конце концов началась такая небесная сутолока и путаница, которая может происходить только в высших сферах. Мы так раздули это дело, что власти вынуждены были созвать собрание.
Пришел назначенный день, и тут вам, смертным, было бы на что посмотреть!
Армии, целые армии здесь столкнулись. К нам присоединились сорок младенцев, потом дружина в семьдесят апостолов и сверх того семь отроков эфесских. Потом мученик Парамон и его 370 мучеников. Имея столько сторонников, мы полагали, что у нас большинство. Но чудотворец Тихон спокойно взял святцы и начал вызывать всех святых по месяцам и дням, угрожая каждому, что "в интересах государственной службы будет исключен из святцев всякий, кто не будет голосовать за правительство". Сначала нас это не так испугало. Но когда дошло до 28 декабря, а это день 20 тысяч никомидийских мучеников, о которых мы и забыли, а потом 29 декабря, день 14 тысяч мучеников - невинных детей...
Э-э, это было слишком!
Увидели мы, что большинство на их стороне и что нам уже ничто не может помочь, и решили тогда начать скандал и беспорядки в надежде, что нам удастся сорвать собрание. Встаю, значит, я и объясняю, что 14 тысяч мучеников (те, от 29 декабря) не имеют права присутствовать на собрании, так как все они невинные дети, то есть несовершеннолетние.
Вы можете себе представить, какого жара я поддал. Началась такая давка и толкотня, что не приведи господи. Поднялся крик, шум и стоны, и уже дошло до того, что души начали хватать друг друга за горло, и бог знает, что бы произошло дальше, если бы не случилось нечто, чего никто не ожидал.
По небу разлилось какое-то необычайное сияние. Затрубили трубы архангелов, херувимы умильно запели "Осанна", а сверху, из сияния послышался святой глас, которому ничто не может противостоять, глас, которому все покоряется.
- Дети! Дети мои! Неужели и на небе вам тесно?
Мы опустили головы от страха и уставились в землю (то есть не в землю мы не могли смотреть на нее, - а перед собой). И никто ничего не мог ответить.
- Смиритесь, - снова загремел святой глас, которому ничто не может противостоять.
Мы молчим, как немые, и не двигаемся. И снова раздался глас.
- Нет ли среди вас кого-либо из Сербии?
Все показали пальцами на меня.
- Кем он там был?
- Писарем в полиции, - ответил я, дрожа.
- Выбросьте его из рая, чтобы вы могли спокойно жить, как приличествует райским душам на небесах.