В нашей деревушке Сан-Онофрио есть один осел, которого считают неукротимым. Когда я с ним разговариваю, он держит себя совершенно спокойно, и я жалею только о том, что не могу избавить это несчастное животное от его теперешней службы. Я сделал бы его участь более счастливой, и он был бы гораздо полезнее, чем сейчас.
— Но, если вы так любите своего Карло, зачем вы заставляете его носить такие тяжести? — спросил я обладателя осла.
— Такие тяжести! — воскликнул он с видом глубочайшего изумления. — Простите меня, сударь, но я должен вам сказать, что вы не знаете, что такое осел! Что сказали бы вы, если бы увидели, какие горы фруктов и овощей носил Карло, когда был помоложе!.. Какое, спрошу я вас, назначение животных, равно и людей на земле? — Работать! Работать в меру своих сил!.. Животные, сударь, это все равно, что дети: нужно с ними хорошо обращаться, — даже очень хорошо, но не нужно быть с ними слабым. Приучать их к изнеженности и лени — это значит вредить им самим.
Я человек справедливый. Никогда в жизни желание заработать лишнее не заставляло меня нагрузить на Карло более, чем следует. Если только я солгал хоть одним словом, то он сам здесь, чтобы уличить меня во лжи.
Однако я всегда давал ему ношу, которая соответствовала его силам. Если бы я давал менее, то я этим оказал бы ему очень дурную услугу. Праздность действует на животных так же вредно, как и грубое обращение…
Посмотрите! Посмотрите, на этого осла.! Осмотрите его с головы до ног! Разве похож он на изнуренную, разбитую клячу?..
Я должен был согласиться с тем, что осел находился в добром состоянии.
— Я, сударь, охраняю его, как зеницу своего ока! По мере того как он стареет, я убавляю его ношу, и вот мы постепенно дошли до такой, какая вам кажется огромной. Кажется потому, что вы, сударь, плохо знаете Карло…
Я спросил своего собеседника, следуют ли его доброму примеру его соседи.
— Только некоторые, — отвечал он с опечаленным видом, — только некоторые, и то не вполне. Они боятся показаться смешными, разговаривая со своими животными, как разговариваю я с Карло. Нужно вам сказать, что некоторые считают меня немножко сумасшедшим. Уже давно наша молодежь сложила обо мне и Карло песенку, которую распевают еще и до сих пор.
И он, к большому удовольствию Карло, пропел вполголоса первые стихи песни, которая, не отличаясь красотой и содержательностью, не была, однако, лишена некоторого интереса. Она начиналась так:
— Это, — заметил незнакомец, — они смеются над моей привычкой разговаривать с Карло. «Он не в своем уме, — говорят они, — так как только сумасшедшие разговаривают, оставаясь наедине». Но говорить животному — это не значит говорить самому себе. Животные любят звук человеческого голоса. Это их воодушевляет, возбуждает и веселит, как веселит военная музыка солдат, возбуждая в них бодрость и выносливость. Я предпочитаю, вместо того, чтобы издавать бессмысленные крики, рассказывать моему Карло о том, что я вижу и что я думаю… Однако, — закончил мой собеседник, — нам необходимо вас оставить: нас там ожидают… И он указал по направлению склонявшегося к горизонту солнца. — Там на горе расположена больница, которая называется «Аква Веноста» (целебная вода). Там много больных, жаждущих исцеления. Больница эта расположена так высоко, что земля там не дает никаких плодов. Каждый день мы с Карло доставляем туда все необходимое, и сейчас эти бедняки ожидают нас с нетерпением…
Он вежливо мне поклонился и пошел рядом с Карло.
ОСЛИЦА ДЖЕННЕТ
Тэппэн взглянул на родившегося ослика с недоумением. Это был не очень бравый отпрыск грозной ослицы Дженни — товарища бесчисленных ослов, возивших его в годы скитаний по пустыне. Тэппен не мог оставить его умереть здесь. И, конечно, новорожденный не был достаточно силен, чтобы следовать за матерью. Убить же его он был не в состоянии.
— Бедный маленький чертенок, — рассуждал Тэппэн. — Придется провести несколько дней в этом лагере, чтобы дать ему окрепнуть.
Предоставив Дженни и ее крохотного серого вислоухого младенца самим себе, Тэппэн прилежно принялся за устройство лагеря. Вода в этом оазисе не нравилась ему, но все-таки ее можно было пить, и приходилось довольствоваться ею. В остальном оазис был вполне желательным местом для лагеря. Скитальцы пустыни, подобные Тэппену, любят такие уединенные уголки. Этот оазис находился на одном из склонов Шоколадных гор, где скалистая стена примыкала к пескам пустыни, и зеленая тропинка указывала на присутствие воды.