— Никогда не видывал я подобного осла, — сказал человек, правивший волами, останавливаясь, чтобы стереть пот с лица. — Это ослица. Все они таковы — страшно упрямы.
— Вы должны повернуть шарабан в сторону, — сказал один из подошедших. — Вы задерживаете движение — это противозаконно. Вот идет полицейский.
К нам подошел человек высокого роста в синем мундире.
— В чем тут дело? — спросил он. — Вы задерживаете движение?
Мне уже и самому начало приходить в голову, что я его задерживаю, но сознание это нисколько не помогало сдвинуть Бланшетту с места.
— Этот осел принадлежит вам, мосье? — спросил полицейский.
Я ответил утвердительно.
— В таком случае вы должны сдвинуть его с места, — заявил он. — Позаботьтесь о том, чтобы он немедленно очистил дорогу.
Теперь уже по обеим сторонам моего шарабана скопилась по меньшей мере дюжина различных экипажей, и собралась толпа довольно почтенных размеров. Погонщик волов обратился ко всем с просьбой оказать помощь в этом деле. Несколько юношей вняли его мольбам и ухватились за одну сторону шарабана. Затем мы все разом налегли на него.
Бланшетта, повидимому, совершенно не подготовилась к подобному маневру. Она ожидала, что ее будут стараться сдвинуть взад или вперед, мы же толкнули ее вбок. Она сдалась совершенно внезапно и в следующую же секунду оказалась на правой стороне дороги.
Но она не остановилась. Повидимому, совершенно довольная своим утренним развлечением, она решила показать, какой милой, благовоспитанной ослицей она умеет быть, и присоединилась к потоку движущихся к базару экипажей, словно ни в чем не бывало. Она не дала мне возможности снова взобраться в шарабан, но разрешила мне держать ее за повод и итти рядом с нею в компании нескольких сильно заинтересованных уличных мальчишек.
В данную минуту я совершенно не жаждал ничьего общества; мне было слишком жарко, и всякое общество раздражало меня. Мне хотелось, остаться одному в безлюдном переулке, наедине с Бланшеттой. Мне хотелось иметь длинный, особенно хлесткий бич; мне хотелось хорошенько отхлестать Бланшетту. Она оказалась такой отчаянной мерзавкой!..
До базарной площади мы добрались очень быстро. Телеги, запряженные буйволами, телеги запряженные ослами, автомобили — все это боролось, друг с другом за возможность проехать.
В борьбу эту вмешалась и Бланшетта. Но ее представление о направлении не совсем сходилось с моим. Мне хотелось направиться по одной из более спокойных улиц, шедших параллельно реке и выходящих на улицу, на которой стоит Гранд-отель. Ей же хотелось осмотреть базарную площадь. Она и осмотрела ее, несмотря на все мои самые убедительные приемы, пытавшиеся воспрепятствовать ей. Она пробивала себе путь через толпу, точно старая решительная дама на летней распродаже. Те из препятствий, которые ей не удалось сдвинуть мордой, она расчистила шарабаном при помощи простого бокового движения оглоблей, сметавшего с дороги все встречавшееся.
Я повис на шее Бланшетты в полном отчаянии.
Мы добрались до середины базара, где Бланшетта остановилась перед палаткой торговца фруктами. Повидимому, ей чего-то хотелось, так как она посмотрела на фрукты, а затем перевела на меня свои большие умные глаза, словно желая; сказать: «Ну, старина, что ты думаешь по этому поводу?»
Я отлично сознаю, что мне не следовало уступать Бланшетте в эту минуту. Мне следовало немилосердно отхлестать ее. Она этого вполне заслужила. Ню жена ждала меня, и здесь на базаре вокруг нас опять собралась толпа. Я дал ей персик и бросил сидевшей в палатке торговке десять су.
Тогда Бланшетта снова сдвинулась с места и даже соблаговолила повиноваться моей воле.
Через переулок мы добрались до небольшой улицы, по которой лежал мой путь.
Здесь не виднелось никаких движущихся экипажей, и только по одну сторону стоял длинный ряд телег и шарабанов. Я забрался на сиденье и защелкал языком, как делает кучер, когда желает подогнать своих лошадей. Бланшетте это понравилось. Быть может, она никогда еще не слышала подобных звуков, может быть, это льстило ее самолюбию, — как бы то ни было, она пустилась вскачь.
Я уже сказал, что здесь не было большого движения. Улица была совершенно свободна от экипажей, кроме расставленных в порядке у тротуара. Каждый мог вполне естественно ожидать, что хорошо объезженный, умный осел благополучно пройдет мимо них. Они все стояли вереницей возле правого тротуара — их здесь было около двадцати.