— Аллах умудряет, кого пожелает умудрить! — набожно произнёс султан. — Благословение я чую душою и умом своим над тобою! — И продолжил слова суры: — «И расходуйте на пути Аллаха, но не доводите себя своими руками до разорения и благоденствуйте, — поистине, Аллах любит добродеющих!»[82]…
— О! Я ещё много помню! — воскликнул Эртугрул, ободрённый благоволением султана. — Вот ещё святые слова Пророка! — И юноша проговорил с восторгом наивного усердия: — «Из Его знамений — что Он создал для вас из вас самих жён, чтобы вы жили с ними, устроил между вами любовь и милость…»[83]
Султан подхватил голосом суровым, но была эта суровость несколько нарочитой, потому что он по-прежнему не скрывал своего восхищения юным своим гостем, — «Не женитесь на многобожницах, — говорил султан слова Пророка. — Не женитесь на многобожницах, покамест они не уверуют: конечно, верующая рабыня лучше многобожницы, хотя бы она и восторгала вас. И не выдавайте замуж за многобожников, покамест они не уверуют: конечно, верующий раб — лучше многобожника, хотя бы он и восторгал вас»[84].
— Я знаю ещё, что следует приветствовать правоверному правоверного: «Да будет мир с тобой». И нельзя рассказывать о том, что ты делаешь наедине со своею женой. И нельзя говорить скверные слова, и нельзя говорить о людях дурное, и нельзя швыряться камнями и швырять грязь в чужое жилище!..[85]
Султан закивал с ещё большей благосклонностью и спросил:
— А как почитать родителей, учил тебя отец?
— Да, да! — радовался своей готовности юноша. — «И установил твой Господь, чтобы вы не поклонялись никому, кроме Него, и были добры к родителям. Если один из них или оба близ тебя достигнут старости, то не говори им: тьфу! — и не кричи на них, а говори им слово уважения. И преклоняй перед ними обоими крыло смирения и говори:
Господи, будь милостив к ним: они воспитывали меня совсем маленьким»[86].
— Как умер твой отец?
— Он утонул, когда переправлялись через реку. Я прыгнул в воду, но не отыскал его тело — течение унесло. Но мы, четверо братьев, отыскали большой камень и поставили на берегу в память о нашем отце. Мой старший брат Сункур Текин высек своими руками надпись: «О, лучший из людей, тебе не довелось насладиться счастьем зрелости своих сыновей, как сокол наслаждается видом полёта птенцов оперившихся. Увы! С большою печалью в наших сердцах мы завершаем поставление этого памятного камня…»[87]
— И ты знаешь тюркские письмена? — спросил султан с большим любопытством.
Однако Ertugrul Gazi eyitdi: ben yazu yazmak bilmezem — Воин Эртугрул сказал: «Я писать не умею».
И тотчас Эртугрул решился и сам задать вопрос:
— И ты ведь родом тюрок, господин мой?
— Да, — отвечал султан, даже и с гордостью, — я — тюрок и не скрываю этого! Мы ничем не хуже румов! Мы от Огуза происходим все, от священного быка древнейшего. В самом Коране, в святой книге Пророка Мухаммада, говорится о нашем предке, о великом полководце Зулькарнайне![88]
— А наши старики рассказывают ещё о Гёк Бури — Голубом Волке, который являлся в сиянии света нашей праматери…
— Всё может случиться по соизволению Аллаха! Но и следует быть осторожным и внимательным, разбирая старые предания, потому что в них много от многобожия!..
— Я слыхал от отца о наших предках-язычниках, Кайы-алпе и Байындыре. Вроде бы они в своих странствиях находили приют в местности Ахлат, когда правил там султан азеров Джеваир… — Эртугрул внезапно замолчал, приметив, что султан задумался… Отчего-то взволновало Эртугрула это раздумье его почтенного собеседника. Юноша сидел с опущенной головой.
Султан заговорил спокойно и уверенно, повелительно:
— «Эртугрул» — верное имя для тебя! Ты и вправду достоин бунчука — «туга» из конского волоса. Я жалую тебе туг, и санджак-стяг, и барабан воинский! Согласен ты сделаться одним из моих полководцев? Дальняя родина дедовских пастбищ осталась далеко позади! Здесь будет земля твоя и твоего народа. Ты ещё молод и нуждаешься в добрых и честных советах. Я буду тебе вместо отца…
— Я согласен! — скоро выговорил Эртугрул. И более ни одним словом не ответил на речь султана.
— Выйдем из шатра и объяви своим воинам!
87
88