Орхан пустил коня вскачь на площади…
Михала тотчас пропустили в покои Османа. Более всего хотелось Михалу войти поспешно и спросить встревоженно: «Что, что случилось?!»… Но Михал сдержался, вошёл спокойно, поклонился у двери… Быстро распрямился и тотчас уловил взгляд девочки… Смутно видны были её глаза сквозь покрывало… Михал остановился у двери…
— И ты садись! — Осман усмехался дружески. — Что это ты такой всполошённый, брат Михал?
— Спешил к тебе, — Михал сел неподалёку от Османа. Замолчал.
Осман ударил колотушкой в бронзовый щит. Вбежал другой слуга, сделал жест ладонями, покорности жест…
Осман распорядился принести еду…
— …Сыр, оливки, яблоки, гранаты, айран… — перечислял Осман. И в голосе его слышалось странное звучание довольства…
Михал полагал, что хорошо знает Османа. И вправду знал, когда Осман хочет острить, дурачиться, посмеяться, даже поиздеваться над собеседником… Но сейчас в голосе Османовом не улавливал Михал знакомых давно, ведомых давно настроений… Сейчас Осман что-то задумал, непонятное Михалу… А ведь и Михал был храбрым воином, полководцем!.. Но теперь ему сделалось не по себе…
— Ты скажи ей, чтобы открыла лицо, — обратился Осман к Михалу.
И Михал тотчас, послушно; сам чуял, что слишком уж послушно, заговорил с девочкой. Он не знал о пленении дочери владетеля крепости Кара Тикин; не знал, кто эта девочка. Но не стал спрашивать. Ведь Осман понимал греческий язык; и, стало быть, не следовало спрашивать лишнее… Михал велел девочке поднять покрывало… Она ответила, голосок прозвучал из-под покрывала немного глуховато…
— Почему она не открывает лицо? — спросил Осман. И на этот раз спросил с любопытством.
— Покрывало закреплено застёжками, — отвечал Михал.
— Тогда подойди ты к ней, брат Михал, и сними покрывало.
Михал встал, подошёл к сидящей девочке, отомкнул застёжки и бросил покрывало на ковёр.
Теперь девочка смотрела на Михала. Он увидел её лицо, лицо маленькой гречанки, такое похожее на лица, изображённые на древних сосудах… Глаза её выражали страх. Но она посмотрела на Михала с надеждой. Он понимал, что она надеется на его помощь ей, потому что он — грек, а она — гречанка. Он и сам чувствовал, чуял, что она близка ему, потому что он — грек, а она — гречанка!.. Ему самому было неприятно это охватившее мгновенно его душу и разум чувство… Но не мог он ничего поделать с этим чувством!..
Волосы девочки были разделены на две длинные пряди, и каждая прядь перевязана была лентой красной. Ясно было, что женщина, которой девочку отдали на попечение, убрала ей волосы на тюркский манер. Верхнее платье было тоже тюркское — красное, с вышивкой у ворота; из-под него виднелась жёлтая шёлковая рубаха нижняя, неровно повисал подол…
Очень кстати вошёл слуга с подносом; принёс всё, что велел принести султан Гази. Поставил поднос на малый столец. Осман отослал небрежным махом руки слугу, тот вышел поспешно, пятился и обернулся спиной лишь на миг, на одно мгновение, у самой двери…
Осман, Михал и девочка сидели мирно, будто хорошие, добрые родичи. Михал невольно всё обращал взгляд на лицо девочки… Она скосила глаза на поднос, посматривала на еду, на айран в кувшине.
Осман приподнял руки, посмотрел на свои ладони; снова подал громкий знак слугам. Раздался стук пяток босых, вбежал ещё слуга, не тот, не прежний. Михал заметил, что слуги испуганы, взбудоражены. Да он и сам чувствовал страх. Отчего? Если бы грозила смерть, если бы грозили пытки, никакого страха не было бы! Осман спросил, где же слуга, принёсший поднос…
— Ты вели ему, — сказал он новопришедшему слуге, — ты вели ему принести воду. Что это с вами со всеми? Мы что, должны есть немытыми руками?
Тотчас произошли новые бега и перебежки; и в итоге явилась вода для умывания.
— Видишь, как у меня сегодня! — произнёс Осман, оборачиваясь к Михалу…
Михала всё более пугала эта дружественность тона… Да отчего? Осман всегда говорил с ним дружески…
Осман и Михал вымыли руки, отёрли платами. Девочке не подали воду, и Осман не приказывал подать ей воду.
— Ешь, брат Михал, — сказал Осман просто и дружески.
Михал медлил. Осман посмотрел на него. Во взгляде этом прочёл Михал явственное любопытство.