Чутье верно подсказало Орхану. Целебная вода, излечившая принцессу Джованну, послужила как бы началом бурного потока событий, приведших в итоге к падению окончательному Византии!..
Свадьба принцессы и Андроника была великолепно устроена. Джованна увидела своего жениха и нашла его привлекательным. По обычаю она должна была переменить имя и стала называться одним из любимых имён византийцев — Анна. Госпожа Изабелла оставалась при ней до самой своей смерти. Сыновья госпожи Изабеллы погибли в междоусобицах и буйствах, постигших империю…
В Константинополе сразу невзлюбили новую императрицу, и чем далее, тем более не любили её. Характер её всё более прояснялся для её подданных. Как это часто бывает у женщин, характер Анны определился и сложился именно после замужества. Прежде всего византийцы были изумлены, а затем и возмущены, видя, как их императрица даже и не пытается воспринять их обычаи, а упорно сохраняет приверженность к языку и обычаям тех мест, где она родилась и росла. Она собрала вокруг себя свой двор, состоявший из одних итальянцев, среди которых особенно выделялся и отличался тот самый Арто. Пошли толки, но Андроник будто и не слышал их. Он подпал под влияние молодой жены и теперь находил окружавшее её общество и все нравы и развлечения этого общества привлекательными весьма. Особенно возмущён был поведением императорской четы великий доместик, владетель фракийской крепости Дидимотика Иоанн Кантакузин[335], умный и образованный человек, представитель знатного рода Кантакузинов, соперничавших с императорским родом Палеологов[336] в знатности и богатстве. Иоанн Кантакузин пользовался любовью и почётом в армии и среди многих знатных семейств. Иоанн Кантакузин, будучи в определённом смысле классическим византийским интеллектуалом, недурно писал; и оттого мы обязаны ему многими сведениями об Андронике и Анне Савойской, равно как и о начале падения империи…
В Константинополе явились рыцарские турниры и прочие новомодные забавы. Число итальянцев, и в особенности савойцев, умножалось в городе день ото дня. Им доставались лучшие должности, их привечали всячески при императорском дворе. Но мало было этого! Хотя Анна и приняла православие, ходили упорные слухи о её приверженности к римским католическим догматам. Слишком многие толковали о том, что она может предать греков, что она втайне готовит подчинение греческой церкви папству! Анна ничего не могла сделать для искоренения подобных толков. Она была совершенно уверена в прочности власти Палеологов. Пожалуй, единственным достоинством императрицы являлась её горячая любовь к мужу, любовь её к Андронику всё возрастала! Иначе оставалась она женщиной недалёкой, не очень умной, да и не получила хорошего образования, не была охотница читать… Она не была способна ни на какое серьёзное размышление, ни на какое тщательно продуманное решение, ни на какой последовательный поступок. Она не была также человеком предвидения, человеком чутья, в отличие от Орхана. А ведь для правителя чутье и дар предвидеть обстоятельства куда важнее даже и образованности и воинственности… Анна также отличалась вспыльчивостью, резкостью, ревновала своего обожаемого супруга постоянно, была мстительна, суеверна, частенько призывала гадалок и знахарок. И при всех этих свойствах своей натуры была слабодушной и доверчивой, падкой на лесть и достаточно легко подчинявшейся разным влияниям. Вокруг неё роем роились приближенные женщины, фаворитки и фавориты. Византийцы говорили насмешливо: «Теперь нами правит гинекей — женские покои дворца!»…
Императрица ничего не понимала в делах, питала к одним людям беспричинную ненависть, а к другим благоволила по неясным причинам. Озлобясь, Анна впадала в бешенство и осыпала окружающих самой низкой бранью на своём родном языке. Затем она внезапно стихала. Андроник умел успокаивать её. Однако же к прочим её недостаткам присоединялась и злопамятность; она хорошо запоминала всех, кого полагала своими обидчиками. Счастьем для империи, впрочем, сделалось полное равнодушие Анны к делам правления.