Эртугрул не всё понял из этих слов, но почёл ниже своего достоинства спрашивать ещё объяснений. Горделиво въехал в ворота. Но никто не обращал в толчее, в сутолоке никакого внимания на него, и не заметили его горделивости.
Город, сразу показавшийся Эртугрулу очень большим, закружился улицами и базарами. Хороших коней продавали… Из тёмной манящей глубины лавок поблескивало оружие, ковры смеялись узорами. Деньги, пожалованные султаном, Эртугрул сохранил. Он плохо представлял себе, что такое деньги и на что они годны. Торговля и торговцы скорее отвращали его и даже и пугали. Какая-то часть султанских монет пошла на гердан — ожерелье для первой жены. Такие же герданы, только монет в них было нанизано поменьше, он подарил двум своим младшим жёнам. Монеты помельче были пришиты на шапочки трёх сыновей и двух дочерей. Конечно, он знал, что на деньги можно купить разное; но не знал, сколько монет за что дают… Но пожалел, что не взял с собой деньги; у него ведь ещё много их…
Домов было столько в городе — сосчитать их не было возможности! Попадались и дворцы, окружённые стенами. Эртугрул всё же решился спросить дорогу.
— Эй, почтенный человек! — позвал он какого-то длинноволосого в шапке и длиннополом одеянии. Тот охотно подошёл, посмотрел на всадников и улыбнулся доброжелательно и участливо. — Укажи мне дворец хана Айдина, прошу тебя. Султан, да будет мир над ним, передал мне вот этот шёлковый свёрток и указание остановиться в жилище хана Айдина.
Прохожий протянул руку:
— Покажи свой шёлк.
Эртугрул доверчиво подал ему свёрток. Прохожий спокойно развернул свёрток.
— Стой, не тронь! — успел крикнуть кочевник. Но прохожий снова улыбнулся и сказал приветливо:
— Не тревожься! Видишь, внутри твоего жалованного шелка — грамота на пергаменте. Здесь написано, что тебе дозволяется въезд в наш город как султанскому полководцу. «Эртугрул» — ведь так тебя зовут?
— Да, почтенный человек, я Эртугрул, а это мои люди из моего рода.
— Я вижу, тебе ничего не растолковали эти стражники у ворот! Никакого хана Айдина в Конье нет. «Ханом» мы зовём особый гостевой дом, где остаются на ночлег приезжие. Айдин, сын Баттута, содержит большой хан. Я провожу тебя туда.
Всадники поехали медленно, приноравливаясь к мерным спокойным шагам пешехода. Но далеко ехать не пришлось. Скоро увидели большой дом с дворами и галереями. Прохожий любезно взял на себя устройство Эртугрула и людей Эртугрула; показывал грамоту султана; то разворачивал, то снова сворачивал шёлк… Но всё было устроено. И вот уже сидели на подушках ковровых друг против друга в хорошей комнате Эртугрул и его внезапный покровитель.
— Почтенный человек, ты помог мне, а я не знаю твоего имени, — начал говорить кочевник.
— Моё имя — Мухаммад Джелаледдин[107], я — улем, толкователь Корана, нашей священной книги. Ведь и ты правоверный, я догадался.
— А ты не имам, почтенный Джелаледдин?
Собеседник улыбнулся едва-едва, чуть шевельнулись губы. Он явно было моложе Эртугрула, но, конечно же, не мог быть таким наивным, как вождь кочевников.
— Нет, я не имам.
— Это жаль! У нас нет имама, мы сами молимся, как можем.
— У вас, видно, души чистые; ваша молитва дойдёт до Аллаха и без посредничества имамов…
— Ты так думаешь?
— Да.
— Я увидел в Конье много мечетей, все высокие и красивые. Пусть мои люди отдыхают. Поведи меня на молитву в мечеть.
— С охотой и удовольствием исполню твою просьбу!
Эртугрул вдруг быстро приложил ко лбу ладонь, растопырив пальцы; быстро опустил руку и спросил, совсем доверяясь своему новому покровителю:
— А если придёт приглашение из дворца, от султана, да будет мир над ним?
— Хорошо, если оно придёт завтра или через два дня, — серьёзно отвечал Джелаледдин. — Султан занят многими делами, а твой приезд, как я понял, внезапен…
— Султан назвал меня своим сыном, пожаловал мне стяг, барабан боевой и бунчук! Я помог ему в битве…
— Он примет тебя, верь; но и в своей вере надо проявить терпение. Терпение — вот самая важная добродетель…
Эртугрул сосредоточенно наслаждался речью собеседника. Когда-то отец говорил много непонятного, толкуя о законах правой веры; с той поры Эртугрул искренне полагал, что учёные, красные речи и должны быть во многом неясны…
— Я поведу тебя в хорошую старую мечеть…
Они пошли. Вскоре Джелаледдин сказал своему спутнику:
— Ты простая душа, чистая. Ты не любопытствуешь, идёшь к цели пути и думаешь лишь о цели пути.