Оказывается, между венецианцами и испанцами на борту одной из венецианских галер произошла ссора, во время которой несколько венецианцев были убиты. Разгневанный адмирал Виньеро приказал повесить нескольких испанцев.
— Они всё ещё висят там, — кричал офицер, — их убили эти республиканцы...
— Хорошо бы Виньеро повесить рядом, — прорычал Гранвела. — Наглый пёс!
— Мой Бог, — сказал дон Хуан, злой, как и все. — Отдайте приказ окружить венецианскую эскадру, пусть их командиры предстанут передо мной.
— Милорд! — закричал Энтони. — Ты не сделаешь этого.
— Ты осмеливаешься подвергать сомнению правильность моего приказа? — нахмурился дон Хуан.
— Да. Иначе ты можешь погубить всё предприятие, сир. Ведь ты сам говорил мне, что боишься, что твои люди могут затеять драку между собой прежде, чем вступят в схватку с врагом?
Дон Хуан колебался, кусая губы.
— Милорд, — продолжал Хоквуд, — нам повезло, что это первый инцидент за всё время. Людям не терпится встретиться с врагом. Так мы излечим все наши болезни, мы уже почти у цели. Если ты отдашь приказ арестовать адмирала Виньеро, венецианский флот отправится домой. Тогда ты будешь предоставлен на милость туркам.
Дон Хуан внимательно смотрел на Энтони несколько секунд, затем сказал:
— Отмените приказ.
Офицер не без колебания подчинился.
— Я больше не разговариваю с Виньеро, — сказал дон Хуан. — Запомни это. Я буду общаться лишь с вице-адмиралом Барбариго.
Хоквуд склонил голову. По крайней мере, ему удалось предотвратить катастрофу, большего он всё равно не смог бы сделать.
Ветер завывал всю субботу 6 октября. Дон Хуан всё ещё рассчитывал, что галеоны присоединятся к ним, но Хоквуд понимал, что это пустые надежды. Слишком большая опасность для огромных кораблей выходить в море в такую неустойчивую погоду в этом лабиринте скал и островов. Но вечером ветер спал.
— Это ещё повторится, Хоук? — спросил дон Хуан.
— По крайней мере, не завтра, сир, — ответил Энтони, взглянув на небо.
— Мы знаем, что турки уже в проливе. Будут ли они всё ещё там, ожидая, что погода отбросит нас назад?
— Сомневаюсь, милорд. Но... мы не можем больше ждать.
— В таком случае мы должны выступать. — Дон Хуан дал приказ офицеру: — Сигналь флоту: выплываем завтра, направление на залив Патраикос. Не поспешил ли я? — спросил Габсбург.
— Ты принял единственно правильное решение, милорд, — уверил его Энтони.
В два часа пополуночи седьмого октября в воскресенье испанско-генуэзская эскадра, направленная формировать правый фланг христианского флота, подняла паруса; командовал ею Джованни Андреа Дориа.
«Реал» вышел в море в сопровождении флагмана Колонны, командующего папским флотом, а также Виньеро, который передал командование левым крылом своего флота Барбариго в соответствии с приказом дон Хуана.
С центральной эскадрой шли первые два галеаса под командованием капитанов Дуодо и Гуора. Два других пойдут с венецианцами. Ещё одна пара должна была сопровождать эскадру Дориа, но по какой-то причине опоздала с выходом. Никто не сомневался, что они догонят.
Путь проходил между островом Оксия и материком, огибал мыс Скрофа в заливе Патраикос.
— Как медленно движется Дориа, — рявкнул дон Хуан, когда генуэзская эскадра, казалось, внезапно появилась перед ними. — Ускорить ритм, — приказал он.
Капитан поспешил с приказаниями на шкафут, и удары по барабанам ускорились до одного в секунду. Галеры рассекали воду.
— Я бы порекомендовал вам спокойствие, милорд, — сказал Энтони. — Враг там. Теперь он не уйдёт от нас.
— Я должен быть впереди и все должны это видеть, — объявил дон Хуан. — Держать ритм!
Он находился на подъёме, ощущал прилив энтузиазма в предвкушении победы. На траверзе мыса Скорфа находилась эскадра Дориа, за ней следовал остальной флот. Впереди были открытые воды пролива Патраикос, виднелся северный берег Пелопоннеса, затерянный в утренней дымке.
Когда суда огибали материк, Хоквуд заметил сигналы на мачте флагмана Дориа «Капитан».
— Корабли в поле зрения, — сказал он. — Эй, на мачте! — проревел он.
— Два паруса к востоку, — отозвался кто-то.
— Три, четыре, шесть, восемь, — прокричали с мачты.
Энтони прищурился, вглядываясь в мерцание на горизонте, когда солнце пригрозило подняться над горами, окружающими пролив. «Восемь, — подумал он, — десять. Пятьдесят, сотня, две, три...»
— Это Али-паша и турецкий флот, — сказал Энтони. — Это день, которого мы ждали.