Изначально Муса считался вассалом Мехмеда, но после устранения Сулеймана младший брат решил обмануть старшего брата – Муса провозгласил себя султаном и, желая вернуть отданное Сулейманом, осадил Константинополь. Это было большой ошибкой, поскольку осада подтолкнула Мануила II и Иоанна VII к заключению союза с Мехмедом, которому не терпелось покарать вышедшего из повиновения младшего брата. Амбиции Мусы, желавшего восстановить Османский султанат в былых пределах, настораживали анатолийских беев, а Мехмет производил впечатление человека, с которым можно договориться. То же самое впечатление Мехмет произвел на сербского правителя Стефана Лазаревича, который не получил ни от Сулеймана, ни от Мусы никаких преференций вроде тех, что получили византийцы или венецианцы. С Константинополем Мехмету тоже удалось найти общий язык… И если в 1411 году казалось, что Муса вот-вот одержит победу над братом, то в июле 1413 года Мехмед нанес Мусе сокрушительное поражение в сражении при Чамурлу (юго-запад современной Болгарии). Муса, потерявший в сражении руку, бежал в Валахию, где то ли умер своей смертью, то ли был убит посланцами Мехмеда. Обстоятельства гибели Мусы не так уж и важны, важно то, что Мехмед остался единственным претендентом на султанство, если не считать Мустафу, о котором пока что ничего не было известно.
Важная деталь – переманивая анатолийских беев на свою сторону, Мехмед не видел в них основную опору своей власти. Продолжая традиции дома Османов, он считал основной опорой армию, а не тюркскую знать.
После победы над Мусой Мехмед совершил в Эдирне джюлюс[60] и начал править как преемник своего отца. За полтора года он сумел привести под свою руку все анатолийские бейлики, кроме Карамана. В 1416 году султан Мехмед I впервые в истории османской династии провел морскую кампанию против Венецианской республики, которая, к сожалению, оказалась неудачной – венецианцам удалось захватить двадцать пять османских кораблей. Но, тем не менее, султан показал миру, что отныне османы способны воевать не только на суше, но и на море.
Неудачная морская кампания была пустяком в сравнении с двумя другими испытаниями, которые судьба уготовила новому основателю Османского государства.
В 1415 году в Румелии вдруг объявился Мустафа-челеби, точнее – человек, называвший себя этим именем. «Мустафу» сразу же поддержали император Мануил и валашский господарь Мирча, до которых уже дошло, что в большой политической игре они ставили не на того игрока. Обоих правителей не сильно интересовало, кем был на самом деле их протеже – настоящим шехзаде или же самозванцем, важно было посеять очередную междоусобицу в доме Османов. Великим визирем при «Мустафе» стал Джунейд Измироглу, которого султан Мехмед назначил санджакбеем Никопола.
Мирча I предоставил в распоряжение «Мустафы» небольшое войско, с которым тот попытался возмутить Румелию, но успеха не достиг и был вынужден бежать в Константинополь. Весной 1416 года «Мустафа» предпринял новую попытку захвата власти, но осенью того же года был разбит султанскими войсками и снова укрылся в Византии. Понимая, что Мануил будет использовать своего «карманного» претендента на султанство еще и еще, Мехмед заключил с императором соглашение, согласно которому пребывание Мехмеда и Джунейда в заключении щедро оплачивалось – ежегодно Мануил получал от Мехмета триста тысяч акче. Византийские правители сильно нуждались в средствах и можно было надеяться, что столь солидная плата удержит их от использования «Мустафы» против Мехмеда. Эта история будет иметь продолжение, но уже при сыне и преемнике Мехмеда султане Мураде II, а мы пока перейдем к следующему испытанию, выпавшему на долю Мехмеда.
В свое время Муса-челеби назначил своим кадиаскером известного суфия[61] шейха Бедреддина. Победив Мусу, Мехмед обошелся с шейхом весьма милостиво – сослал его в Изник, где тот получал ежемесячно тысячу акче и мог жить в свое удовольствие, предаваясь на досуге благочестивым размышлениям. Однако же шейх вынашивал мечты о справедливом переустройстве мира, и эти мечты нашли отклик в сердцах крестьян, которым при Мехмеде жилось не очень-то сладко – восстановление государства требовало значительных средств, поэтому налоги росли и росли, а кроме того, крестьян часто привлекали к общественным работам, не считаясь с сельскохозяйственным календарем. Благо было только одно – в Анатолии наконец-то установился прочный мир, но людям несвойственно ценить то, что у них есть, они предпочитают сокрушаться по тому, чего нет. Крестьяне вспоминали благословенные времена правления султана Баязида, а беи надеялись вернуть себе власть, отнятую у них Мехмедом. Кроме бывших правителей бейликов, Мехмедом были недовольны многие представители тюркской знати рангом пониже – Иса и Муса довольно щедро раздавали своим сторонникам земельные наделы, которые Мехмед отбирал как незаконные пожалования самозванцев. В итоге восстание, поднятое мюридами[62] шейха Бедреддина в Измире и Манисе, поддержали и низы общества, и его верхи. Западная Анатолия[63] была избрана в качестве плацдарма неслучайно, поскольку здесь особенно были недовольны действиями султана Мехмеда. Откликнувшихся на призыв не смущали такие «революционные» идеи Бедреддина, как требование обобществления имущества и провозглашение концепции единого Бога для мусульман, христиан и иудеев.
60
Джюлюс – церемония прихода к власти, суть которой заключалась в принятии новым султаном изъявлений верности от духовенства, сановников и военных.
63
Благодаря мягкому климату и относительно ровному рельефу местности, в Западной Анатолии сельское хозяйство было развито лучше, чем в Восточной.