В период реформ, начиная с 1863 г., у османских армян была национальная конституция, определявшая полномочия патриарха, а также собственное собрание. Со второй половины XIX в. последовал расцвет армянского купечества, резкое увеличение числа локальных периодических изданий и новых образовательных учреждений, которые продвигали самобытное культурное самосознание.
На рубеже XX в. они требовали либо политической автономии для регионов с армянским большинством, либо полного равенства для своего народа.
После переворота 1913 г., когда преемник Абдулхамида II, султан Мехмед V, стал номинальным правителем, империя оказалась в руках Энвер-паши в качестве военного министра, Мехмеда Талаат-паши как министра внутренних дел и Джемаль-паши в роли министра морского флота, командующего Четвертой армией и полномочного военного и гражданского администратора Сирии. Таким образом, открылся путь для реализации идеологии социального дарвинизма, или выживания наиболее приспособленных. Она включала в себя полный отказ от общественного строя, признававшего различия и терпимо относившегося к ним.
В 1913 г. эти люди установили однопартийную диктатуру, милитаристский режим, возглавляемый революционным комитетом. Они намеревались создать мусульманскую империю путем насильственной демографической инженерии[1106]. Разрывая османский общественный договор, политики продвигали интересы мусульман и турок, считая остальных уже не соотечественниками или гражданами, а врагами. Все началось во время Балканских войн 1912–1913 гг. с антихристианских бойкотов и тактики этнической чистки, известной как «обмен населением», с помощью чего балканские страны изгнали сотни тысяч мусульман, а османы выдворили такое же количество христиан из Западной Анатолии и оставшихся европейских территорий. Вскоре власти перешли к кровопролитию[1107].
Правящие паши приняли идею члена центрального комитета «Единение и прогресс» Зии Гёкальпа о том, что «народ – это сад, а мы – садоводы»[1108]. С 1913 г. они ввели в стране строгое чрезвычайное положение сроком на пять лет – его оправдывали угрозой внутреннего восстания и иностранного вторжения – и использовали насилие, запугивание, принуждение, коррупцию и беззаконие.
Парламент, избранный зимой 1913–1914 гг., контролировался партией. Действуя подобно скрытным, ирредентистским[1109] христианским партизанским армиям (болгарским, греческим, македонским, сербским) Юго-Восточной Европы, которыми они восхищались, но при этом имея в распоряжении бразды правления, лидеры «Единения и прогресса» способствовали бесконечной войне внутри страны и за рубежом. Они подавляли любое инакомыслие и убивали всех врагов, реальных и воображаемых, включая бывших союзников, журналистов, гражданских лиц, женщин, детей и законодателей с 1913 по 1918 гг.
В июне 1915 г. член парламента Османской империи, армянин Григор Зохраб, когда-то находившийся в близких отношениях с Мехмедом Талаат-пашой – они вместе играли в нарды – попросил объяснить, почему режим преследовал армян. В конце концов комитет партии заключил союз с Армянской революционной федерацией, находясь в оппозиции в Париже в 1907 г. Две группы подписали еще одно соглашение в Стамбуле после контрреволюции 1909 г.
Армянская революционная федерация стала членом парламентского блока, возглавляемого партией «Единение и прогресс», а Зохраб получил членство в возглавляемой комитетом коалиции. Тем не менее его арестовали по приказу министра внутренних дел Талаат-паши и убили во время перевода в тюрьму[1110]. По мнению последнего, армяне стояли на пути создания безопасной империи, базирующейся в Анатолии.
Существовали и другие варианты спасения государства. Партия имела возможность выбрать мир, либерализм, конституционализм, равенство, парламентаризм, реформы, партнерство и сотрудничество с Османской либеральной партией и армянскими политическими группами, особенно с Армянской революционной федерацией. Власти могли бы укрепить оставшуюся, меньшую по размеру территорию, находящуюся под их контролем, но в попытке максимально расширить границы лидеры предпочли войну, кровопролитие, диктатуру и геноцид. Они не хотели, чтобы Анатолия походила на Македонию, их ныне потерянную родину[1111]. В результате время правления партии «Единение и прогресс» оказалось пронизано страхом: военные перевороты и чрезвычайные положения; бескомпромиссный национализм, милитаризм и стремление к централизованному контролю; циклы коллективного насилия и его отрицания без привлечения виновных к ответственности[1112].
1107
Eyal Ginio, The Ottoman Culture of Defeat: The Balkan Wars and Their Aftermath (Oxford: Oxford University Press, 2016).