Остин стоял на кухне, которая была соединена с гостиной. На нем была другая футболка и шорты, и Дар вдруг осознал, что ему не хватает его кожи… веснушек и бледной кожи, которая на вкус была гораздо лучше, чем просто «порядок».
Телефон, что лежал рядом с ним на стойке, издал звук. Остин взял его в руки и начал быстро печатать сообщение. Температура тела у Дара взлетела на сотню градусов. Он действительно переписывался с этим чуваком? Кто этот парень и что он сделал с Остином?
— Одного минета было недостаточно, да? Ты правда встретишься с этим парнем? Черт, может, он согласится на тройничек… о, не бери в голову, не хочу вам мешать.
Его тяжелые шаги отдавались в тишине, пока он шел к двери. Ладно, возможно, он слишком остро реагировал. Он устраивал психоз, и прекрасно отдавал себе в этом отчет, но, похоже, не мог это контролировать тоже.
Глаза Остина сузились, а челюсть сомкнулась.
— Я просто предупредил его, что мне жаль, потому что я не смогу с ним встретиться. Сказал ему, кое-что случилось, но если тебе от этого полегчает, он назвал меня куском дерьма.
— Блядь… — Дар стиснул зубы. Остин не часто делал подобное, а он вел себя как ублюдок. — Прости меня. Я не знаю, что, черт возьми, со мной творится.
Остин вздохнул, уронил свой телефон на стойку, склонился над ним, а затем повернул голову к Дару.
— Почему? — спросил он и Дар знал в точности, что конкретно тот имеет в виду. Его интересовало не то, почему Дар вдруг решил стать мудаком, а то, почему только что между ними произошло то, что произошло.
Дар пожал плечами и постарался быть настолько честным, насколько смог. Он и так много задолжал Остину.
— Я не знаю. Просто подумал, что ты пойдешь на встречу ради перепиха с кем-то, кого даже не знаешь, и… что это неправильно. Ты не такой.
Лицо Остина приобрело пятьдесят оттенков красного, доходчиво объяснив ему тем самым, что это был неправильный ответ.
— Мило, и поэтому я получил минет из жалости от своего лучшего друга. Мне следовало самому догадаться, даже по реакции на наш поцелуй. Ты сказал тогда, что это была ошибка, а в этот раз жалость, — он сунул свой телефон в карман. — Я хочу, чтобы ты ушел, Дар. Знаю, ты, вероятно, не понимаешь к чему я веду, и я сам не уверен, что тоже это понимаю, но я не могу делать этого с тобой. Я не могу быть твоим другом, которому ты отсасываешь из жалости.
— А? — тупо переспросил Дар, позволяя, наконец, собственным мыслям сорваться с языка. — О чем ты, мать твою, говоришь, Остин? Я не делал тебе минет из жалости. Такое вообще бывает? Люди делают жалостливые минеты? Я имею в виду, это же сосание члена. Большинство людей делают это, потому что им нравится ощущать член у себя во рту. Я знаю по себе.
Остин нахмурился, глядя на него, на его лбу залегли глубокие складки и будь Дар проклят, если это не показалось ему необычайно милым. Очевидно, гораздо милее, чем он сам сейчас выглядел в глазах Остина, потому что тот явно не оценил его попытку пошутить, судя по отсутствию и намека на улыбку.
Остин оттолкнулся от стойки, подошел к дивану в гостиной и сел. Они были для Дара как магнит, этот диван и Остин. Они манили его к себе. У него было так много счастливых воспоминаний, связанных с этим местом, что он просто не мог не последовать за ним и не сесть рядом.
— Просто будь искренним со мной. Я заслуживаю этого, — сказал ему Остин, и он был прав. Он этого заслуживал.
— Дерьмо… — Дар с отчаянием запустил обе руки в волосы, и расстроено почесал голову быстрыми движениями. — Эм…
Он мог это сделать. Мог поговорить с Остином. Остин был единственным человеком, с которым ему когда-либо было комфортно разговаривать. Это не случилось в одночасье. Остин был единственным человеком, который по-настоящему заслужил его доверие.
— Я не знаю, что со мной происходит. В последнее время все ощущается… иначе. Я не знаю как или почему, но думаю… блядь, думаю, я приревновал, когда увидел, как ты уходишь и понял, куда ты собрался. Я не знаю, что с этим делать.
Дар попытался встать на ноги, ему нужно было двигаться, но рука Остина легла ему на колено, заставив остаться на месте. Это не должно было его останавливать, Остин не удерживал его силой, но он все равно подчинился.
— Это ничего не значит. Так просто… случилось, — добавил Дар, потому что чувствовал острую потребность что-то сказать.
—Это обязательно должно остаться тем, что просто однажды случилось?
— Я не знаю. Ты хочешь, чтобы это случилось снова? — поинтересовался Дар.
—Не знаю. А ты? — ответил ему встречным Остин.
— Такими темпами это будет решаться ожесточенным матчем в «камень-ножницы-бумага» или «ини-мини-майни-мо».
Остин искренне рассмеялся и его мятное дыхание овеяло щеку Дара.
— Перестань меня смешить. Ты ведешь себя забавно в то время, как мы должны быть в замешательстве, —Остин толкнул Дара плечом.
Он был прав. Им следовало быть в замешательстве, и Дар был в замешательстве… но вместе с тем и не был.
— Может быть, мы сами все усложняем сильнее, чем оно есть на самом деле. Обычно, это по моей части, но что-то мне подсказывает, что ты психуешь даже больше, чем я.
Дар и вправду распсиховался. Здесь нечем было гордиться, даже самому себе стыдно было в этом признаться, но так и было.
— Я не знаю, смогу ли быть тем, кого ты заслуживаешь. Боюсь, если мы продолжим трахаться, я разрушу нас, — Дар оперся руками на свои колени, его руки сплелись между собой, нервно выкручивая и заламывая пальцы в незнакомой доселе манере.
— Что значит «быть тем, кого ты заслуживаешь»? Я не знаю, а как ты можешь не быть им. Господи боже, Дар, ты же все, чем я никогда не смогу стать — веселый и спонтанный. Ты как тот луч света, который всех к себе притягивает.
— Спасибо, конечно, но все это поверхностное дерьмо. Это легко разыграть. Я говорю о том, что здесь, — он сжал правую руку в кулак и дважды ударил себя в грудь.
Ему следовало бы заткнуться. Он позволял своим мыслям просачиваться из потаенных глубин, когда держать их в тайне было бы чертовски легче и проще.
— Ты действительно так думаешь? — в голове Остина звучало легкое удивление, удивление и беспокойство.
И будь Дар проклят, если это беспокойство не вынуждало его быть откровенным, хотеть открыться, раскрыть все свои секреты, позволить Остину проникнуть внутрь. Он уже был там, подобрался ближе, чем кто-либо когда-либо смог, но каждый раз, когда Остин оказывался достаточно близко, чтобы разрушить все его стены, Дар автоматически закрывался.
— Я не могу этого сделать. Я должен… — Рука Остина сжала его колено, вынуждая замолчать. Дар повернул голову, чтобы посмотреть на него. Остин был прекрасен. Дар всегда это знал, но сегодня все было иначе. В этом было что-то большее.
— Какое твое настоящее имя? — спросил Остин.
Ох черт. Только не снова.
— Я не могу тебе этого сказать. Совершенно секретная информация. Если скажу тебе, мне придется тебя убить.
— Я не знаю, хочу ли я останавливаться…и не уверен, что хочу, чтобы подобное больше не происходило. Возможно, я не должен признаваться в подобном дерьме, но... Господи, я отвратительно разбираюсь во всех этих одноразовых перепихонах, но это… с тобой не было похоже на перепихон, и я думаю, мы должны просто дать всему идти свои чередом… посмотреть, что будет дальше. Ничего не форсировать, но и не закрываться от возможностей. Ты хочешь этого? Если нет, если все эти запутанные эмоции, которые разрывают меня, мои и только мои, скажи мне об этом сразу.
Они не были только его. Черт возьми, и близко не были. Дар не знал, как с ними бороться, но и лгать Остину он не мог… и он тоже не хотел закрываться от возможностей. С Остином все ощущалось иначе.