Говоря о месте, которое мода занимала в философских суждениях Беньямина, можно выделить два своеобразных пика. Первый – это его работы, посвященные Бодлеру, а второй – проект «Пассажи» (1938), и главным образом его раздел, загадочно озаглавленный «Конволют Б». Пригубив из чаши марксизма, Беньямин изначально испытывал глубокое недоверие к моде, считая ее самым надежным носителем капиталистического «ложного сознания». Последний термин сжато выражает мысль Маркса и Энгельса, которые утверждали, что капиталистические институты обманывают и предают пролетариат, делая все возможное, чтобы придать явлениям неверный смысл и в конечном итоге создать некую ложную картину мира и тем самым устранить возможность эффективной классовой борьбы. Мода – это видимость новизны, своего рода зеркальный лабиринт, где история превращается в игру отражений, которую Беньямин обозначает термином «фантасмагория» (Markus 2001). Мода помогает буржуазии разыгрывать сцены, порожденные ее ложным сознанием, находить утешение в новизне и игнорировать категории реальной полезности, которые указывают путь к истине. Можно сказать, что для Беньямина превращение одежды в моду – это акт насилия над эстетикой пользы, обесценивающий настоящую красоту, привлекательность, очарование и ауру предметов и приводящий их к единому знаменателю сумасбродного тщеславия, которое само по себе становится объектом эксплуатации, поскольку модные представления о красоте должны очень быстро отмирать, чтобы освобождать место тем, что идут им на смену.
Таким образом, мода – это собрание улик, доказывающих, что нельзя верить в обещанный капитализмом прогресс, потому что все его достижения нацелены на извлечение прибыли. Как союзница капитализма, мода находится с ним в иных отношениях, чем изобразительное искусство, поскольку мода и искусство опираются на разные модальности презентации и восприятия. Различия определяются не столько характером объектов, с которыми имеют дело мода и искусство, – так как и в том и в другом случае это обладающие эстетической ценностью произведения, суждения о которых всегда субъективны, – сколько тем местом, которое эти произведения занимают в отношениях обмена, экономического, социального или лингвистического. Беньямин сумел показать, что мода стала одним из главнейших средств, с помощью которых модерность проявляет свою суть, обнаруживает свой «дух» (Zeitgeist), вечно взыскующий новизны. Мода – это многогранный кристалл, в котором соединились эстетика, потребительство, классовое разделение, законы индустрии и стремление продемонстрировать личную идентичность.
Перемены, которых добилась индустрия моды, свершались исключительно во имя товарного фетишизма. Этот термин Карл Маркс использовал для описания бесконечной цепочки приобретений потребительских товаров, вызывающих у нас вожделение, которое, будучи удовлетворенным, быстро угасает и сменяется желанием приобрести что-то новое и потому еще более привлекательное. Согласно этой теории знаки, которыми оперирует мода, призваны сбивать с толку. Символическая ценность моды зависит от ее способности вызывать вожделение в качестве товара. Соответственно, значения, которыми она наделяется, могут быть упразднены или вынесены за скобки. Таким образом, с одной стороны, зависимость моды от собственной товарной ценности усугубляет свойственную ей легкомысленность. Мода – гарант беззаботности, нарциссизма и стагнации буржуазного общества. Но с другой стороны, есть миф о несуществующей мужской моде, опустившейся до однообразных черных сюртуков или пальто. Беньямин понимает моду как форму участия в ритуалах смерти: смерти смысла и ориентиров в женской моде, взамен приносящей недолгое наслаждение новизной; смерти индивидуального самовыражения для мужчин, чья одежда подчиняет их несуразному коду, в котором знаком условного равноправия становится униформа или, как это называл Бодлер, ливрея, выражающая почтение к мертвецам (Baudelaire 1954b: 676).
Чтобы понять взгляды Беньямина на моду, имеет смысл предпринять небольшой экскурс в заметки Бодлера, посвященные моде и дендизму. Беньямин находился под влиянием Бодлера, увидевшего в моде проводник, облекающий в материальную форму обстоятельства и дух текущего момента, уловить которые можно через опыт переживаний, размывающих границы субъективного и объективного. Заметный контраст манифестам моды составляла фигура денди, который, по словам Бодлера, был персонажем вполне современным и в своем поведении «руководствовался абсолютно современными мотивами» (Baudelaire 1954b: 676). Описанный Бодлером денди по сути близок тому, что мы называем антимодой, поскольку для денди подать себя намного важнее, чем щеголять выдающимся гардеробом, а тем более облачиться в сочиненный модой «look». Оппозиционная манера одежды – возможно, это лучшее определение антимоды, собирательного термина, активно используемого в модной индустрии для описания стилей, идущих вразрез с актуальными трендами. Так, стилю панк и ранним моделям Вивьен Вествуд присвоен ярлык антимоды, потому что в определенный исторический момент они были преподнесены и восприняты как манифест антиистеблишмента.