Эти пассажи, новейшее изобретение индустриального комфорта, представляют собой находящиеся под стеклянной крышей, облицованные мрамором проходы через целые группы домов, владельцы которых объединились для такого предприятия. По обе стороны этих проходов, свет в которых падает сверху, расположены шикарнейшие магазины, так что подобный пассаж – город, даже весь мир в миниатюре58 (Benjamin 1999: 31).
Очарование пассажей возникает благодаря пространственной двусмысленности: крытые улицы превращаются в интерьер, которому, однако, становится присуща непредсказуемость парижских улиц. Улицы выглядят всеобщим домом, а пассажи превращаются в салоны (Steiner 2010: 148). Беньямин уделяет особое внимание этим сооружениям – они становятся метафорической осью, вокруг которой выстраиваются его рассуждения, что неудивительно, поскольку это специфический артефакт, исторически связанный с рассматриваемым в книге периодом, и характерная для товарного капитализма XIX века, визуально яркая деталь. Пассажи были местом, обустроенным и оборудованным таким образом, чтобы у обитателей современного мегаполиса оказались задействованными все каналы и области восприятия. Собранный в книге Беньямина материал тематически многогранен – он позволяет составить представление об отношениях дрейфующего в городской толпе фланера с самой этой толпой; о том, что привнесли в жизнь горожан зрелища и аттракционы с использованием новейших оптических приборов – панорамы, пип-шоу, волшебные фонари; о том, как по мере изменения условий городской среды обновлялся повседневный опыт ее обитателей, и в частности, о том, как на нем отразились современные экспозиционные и рекламные практики, которые, появившись в Париже, со временем стали повсеместными и сформировали единую манеру репрезентации окружающего мира.
Одна из важнейших тем, которая периодически выходит на первый план в работах Беньямина, – роль моды как визуального означающего эстетических предпочтений и одновременно экономической и политической силы. Попытка философски осмыслить моду указывает на то, что усилия Беньямина были мотивированы желанием выяснить, «каково реальное значение этой естественной и абсолютно иррациональной меры исторического процесса» (Беньямин, цит. по: Steiner 2010: 147). По мнению Беньямина, некоторые исторические моменты и события обретают четкие очертания только по прошествии времени. Как предыстория собственного настоящего, прошлый век, оставивший за собой исключительное право ассоциироваться с идеей и образом модерности, ни на шаг не приблизился к этому настоящему времени. Скорее он отдалился от него на бесконечную доисторическую дистанцию. Чувство времени, которое сопутствует этому ощущению, возникает под впечатлением от того, как меняется мода. Каждое поколение знает, что такое мода, которая только что была и вдруг прошла. Но мода не пустая видимость; это непрекращающееся действо с быстрой сменой картин, отображающее диалектику истории, потому что новейшая, она же последняя, модная тенденция задает тон «лишь там, где она возникла на почве чего-то очень старого, имеющего очень долгое прошлое и прочнее всего укоренившегося» (Benjamin 1999: 64). Далее Беньямин поясняет, что это ощущение связано со стремлением «дистанцироваться от всего древнего – что, однако, подразумевает отказ от самого недавнего прошлого» (Ibid.). Настоящее время всегда устремлено в прошлое.
В разделе «Конволют Б», полностью посвященном моде, она представлена как некая изменчивая сущность, интегрированная в модерность. Беньямина особенно интересовало, каким образом моде удается делать ставку на исторические отсылки и одновременно их обесценивать: «Это представление, эта уникальная самовозведенная конструкция, поддерживаемая тем, что уже когда-то существовало, убеждает в правдивости диалектического театра моды» (Ibid.). Попробуем спроецировать эту мысль на сегодняшнюю моду. Карл Лагерфельд, с 1983 года занимавший пост креативного директора и главного модельера дома Chanel, постоянно обращался к архивам Габриэль «Коко» Шанель, откуда извлекал, подобно полезным ископаемым, подходящие для переработки старые эскизы и дизайн-проекты моделей. Целью этой работы было сохранение идентичности бренда. Лагерфельд интегрировал в свои модели заимствованные у Шанель детали, ее излюбленные цвета, твидовые ткани, стеганую кожу, золотые цепочки и логотип, составленный из двух «C». В своих поздних коллекциях Лагерфельд подверг классические ансамбли Шанель своеобразной деконструкции и нашел новое применение некоторым характерным для них элементам – к примеру, использовал ее фирменный трикотаж джерси для изготовления мужских футболок и трусов. Аналогичным образом для коллекции 1953 года, с которой Шанель вернулась в мир моды, она переработала свои старые твидовые модели и в результате создала самый известный костюм «от Шанель» – с узкой прямой юбкой и жакетом без воротника, обшитым плетеной тесьмой и украшенным золотыми пуговицами. Именно он стал символом статуса для нового поколения женщин. Итак, моду следует рассматривать не только как часть бесконечного товарного шествия на празднике потребления, но и как складку на ткани времени, сложным образом сополагающую прошлое и то, что вот-вот станет настоящим. В противоположность искусству, которое остается красноречивым во все времена, мода обречена изживать себя.
58
Цит. по: Беньямин В. Париж, столица XIX столетия / Пер. с нем. С. А. Ромашко // Беньямин В. Озарения. М.: Мартис, 2000. С. 154. –