Еще один спорный момент, присутствующий в работах Бахтина и особенно заметный в «Творчестве Франсуа Рабле», – это склонность автора преподносить без какой-либо критической оценки гротескные коннотации женского тела, что чревато натурализацией таких ассоциаций, превращением их в нечто само собой разумеющееся (Russo 1995: 63). Исследования моды, чаще всего имеющие дело с телом женственным и декоративным, не просто подходящая сфера для применения теорий Бахтина; тесная связь с гендерными исследованиями, а также с визуальной и материальной культурой делают их благодатной почвой для выявления типичных для его работ слабых мест – восторженных преувеличений и отсутствия необходимых критических оценок.
Теории Бахтина обладают потенциалом, позволяющим применять их в исследованиях моды. Но несмотря на все богатство этого потенциала, мне удалось найти всего несколько упоминаний бахтинского гротеска в опубликованных работах, посвященных вопросам моды, причем внимание в них в основном было сосредоточено на взаимоотношениях моды с кинематографом и телевидением. Теоретик моды Патриция Калефато в статье «Стиль и стили в пространстве между модой и гротеском» рассматривает сквозь призму бахтинского гротеска целый ряд субкультурных стилей (большую часть которых иллюстрирует примерами из фильмов). Опираясь на идеи Бахтина и работы Ролана Барта (см. главу 7), она стремится выяснить, каким образом гротеск «денатурализует дискурс, тем самым выявляя его семиотический статус» (Calefato 2004: 30). Другой, более свежий пример обращения к теории Бахтина – аналитическая статья Дирка Гиндта, в которой рассматривается сотрудничество Бьорк с Александром Маккуином и Ником Найтом (Gindt 2011). Еще одно упоминание бахтинского гротеска находим в статье Лоррейн Гаман «Визуальные соблазны и соблюдение извращенных норм. Пищевые фантазии, ненасытные аппетиты и „гротескные“ тела (Критический обзор)», входящей в сборник «Культуры моды». Эта статья, продолжая линию, заданную в книге литературоведа феминистского толка Мэри Руссо «Гротескная женственность», содержит убедительные доказательства того, что «женский гротеск» (в качестве иллюстрации этого понятия автор использует грузную фигуру британской телезвезды Ванессы Фельц) – это репрезентация того, что «подавляет нормативная женственность», а значит, он может быть использован как средство, способствующее тому, чтобы «идеальная феминная норма продолжала оставаться на своих позициях» (Gamman 2000: 75).
Статья Гамман наводит на мысль о том, что бахтинская трактовка гротеска не согласуется и даже конфликтует с феминистскими взглядами. Действительно, описанное Бахтиным гротескное тело обсуждается, с одной стороны, как место, где феминистская теория, которую Мэри Руссо характеризует как ориентированную на женщин культурную политику, бьет точно в цель. Но с другой стороны (и об этом говорят как Руссо, так и Гамман), в нем видят отклонение от нормы, которое используют для того, чтобы держать тело (в первую очередь женское) в отведенных для него рамках (Russo 1995: 54).
Напряженные отношения между феминизмом и бахтинской трактовкой гротеска и карнавала отчасти объясняются тем, что с феминистской точки зрения текст романа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» сам по себе сомнителен72. Гендерной специфике гротеска целиком посвящена книга Мэри Руссо «Гротескная женственность». В ней представлен чисто феминистский взгляд на предмет, и от него не могут ускользнуть те проблемные аспекты гротеска, которые Бахтин воспринимает как нечто само собой разумеющееся. Руссо утверждает, что, пространно рассуждая о том, как связаны гротескное и женское тело, Бахтин ни на секунду не задумывается о гинофобной природе этой связи; что, рассматривая гротеск исключительно с позитивной стороны, он умалчивает о гинофобных последствиях, которыми чревато отношение к женским биологическим органам как к высшим символам гротеска; и что, избегая анализа этих ассоциаций, он в конечном итоге приходит к убеждению в их естественности:
72
Антифеминистский характер текстов Рабле и, как следствие, работ Бахтина обсуждается в статье Уэйна Бута «Свобода интерпретации. Бахтин и претензии феминистской критики» (Booth 1982: 45–76) и в ответной статье Ричарда М. Берронга «В поисках антифеминизма Рабле, или Реакция на призыв Уэйна Бута к этическому подходу в литературной критике» (Berrong 1985: 687–697).