Одной только Масе привёз Муха огорчение и печаль. Отец её, яснейший воевода киевский, попавшись в руки ветренной женщины, второй жены своей, слушал её во всём, запутался в делах своих, сменён и в маетностях своих, не допив бочки ковенского мёда и столетнего венгерского, умер; имением завладела жена в пользу прижитых с нею детей. Мася поплакала, но... с нею Андрей, сын... пусть будет, как будет. «В них моё отечество, моё богатство!» — сказала и обратилась к занятиям своим.
Хата для Андрея, с помощию пришедших переселенцев, отделана была отлично. Поселившиеся на этой Основе, выстроили также и себе для житья чрез зиму, что успели. Муха в особенности занимался устройством одной землянки. Андрей заметил это и спросил, не для себя ли он это готовит?
— Для казака не нужно бы никакого приюта, хоть бы и на зиму, — сказал Муха твёрдо, но уже продолжал с запинкою. — Но как всякий человек, любити-любит двойственность, то и я... — и замолк.
— А! не жениться ли хочешь? — спросил Андрей. — Во святой час, умножай; наше новое поселение. У кого в семье выбрал?
Переселенцы прибыли со своими семействами. У некоторых были взрослые дочери.
— Не у кого же в семье, как не у вас, добродею!
—Как это?
— Хочется мне совершенно обмоскалиться. Для такого случая пригодна жинка. Благословити-благословите и дозволити-подозвольте с вашей Настею любовь возыметь и в брак законный вступити-вступить.
— Очень рад. Согласна, да она?
— Боже мой, как согласна! Она щиро меня любити-любит и охотно идти-идёт за меня.
Недолго собиралися к свадьбе. Съездили в Чугуев за согласием родителей Настиных, привезли их, и новонаселяющийся край огласился весёлыми свадебными песнями.
Зимою Муха, по приказанию. Андрея, должен был оставить молодую жену и снова отправиться в Украину для приглашения переселенцев в новый край. С ним поехали некоторые из пришедших осенью для удостоверения о всех выгодах, какие найдут они в дикой и всем изобилующей степи.
С открытием весны Муха возвратился с многими из переселенцев. Некоторые из них, не доходя да Основы, нового поселения, куда призывал их Муха для совета, найдя великие удобства, избрали себе места по рекам Псле, Ворскле и далее в степь и селились уже большими хуторами. Дошедшие с Мухою до Основы поселения, по совету Андрея, начали отыскивать места и, селиться также значительными хуторами поближе к границе русской по реке Донцу.
С транспортом Мухи, избегая гонений и утеснений за веру, прибыли в новый край три монаха. О[тец] Онуфрий принял их с душевною радостию. По распоряжению Андрея, в пустыне на источниках сооружена часовня во имя св. Онуфрия, и иноки положили основание обители.
По усердию своему Мася пожелала тут же, на Основе, выстроить часовню во имя рождества предтечи, в память того дня, в который они прибыли сюда. «Хочу, — сказала она, принеся первую в этой часовне молитву, — при жизни своей устроить храм во имя сего великого святого; но если бог меня не удостоит того, то заповедую и приказываю сыну и роду своему непременно на этом месте устроить храм рождества св. предтечи в память нашего водворения здесь»...
Годы шли, шли и поселенцы в новый край. По всей Украине, по всем местам угнетаемы были русские, народ православный принуждаем был принять унию*, и для этого дана была воля жидам взять на откуп храмы божии. Жаждущие божественного слова, совершения бескровной жертвы должны были заплатить за позволение совершать службу в церкви. Нужно крестить младенца, напутствовать старца и немощного при отходе в вечность, предать земле усопшего, какую бы то ни было требу* христианскую исполнить, церковь отпереть, хотя бы только для прибора, — за всё должно было платить жиду, откупившему у польского начальства право утеснять христиан, коим от католиков другого не было имени, как «шизматики*». Все гонения за веру, утеснения в гражданском управлении, тягость от непомерных налогов, всё это волновало умы русских на Украине. Отложение от польского ига готовилось, но ещё не настало время: располагавшие великим делом встречали затруднения; простой же народ, помещики, не участвовавшие в заговоре, не знали, что приготовляется патриотами для общего спасения; при первой разнёсшейся в их крае молве об удобности к жизни в новонаселяющемся крае, в диких местах, — можно жить привольно, молиться свободно своему богу и зависеть от одного своего законного царя и, одним словом, как были в прежнее время, так опять стать настоящими русскими, — двинулись из-за Днепра и наиболее из поветов, крайне разорённых и угнетённых: Черкасс, Зембора, Корсуня, Чигирина и других.
Ежегодно переходило переселенцев великое множество. Кроме семейств и всего имущества своего, они, чтоб не оставлять святыни на поругание жидам и таким же нехристам ляхам, забирали самые церкви и, уложив благолепно святыню, всё везли с собою. Некоторые, по привязанности к роду прежних своих владельцев, детей их, находившихся в сиротстве, чтобы не подпали ляхскому игу, забирали также с собою и призирали их уже и на месте. Вся Украина поднималась искать слободы, перейти на слободные места, где уже есть Основа новому поселению. Все шли к Основе, разумея то место, где прежде поселился Андрей Квитка, и некоторые в окружностях, а другие, не доходя до того места или проходя по свободе в стороны, избирали себе, как сказано, любые и выгодные места селилися слободно (свобода, свободно), и хутора их звалися оттого слободами.
До того поселения край сей был безмолвною степью. Одни звери гуляли по полям, проживали в лесах, да ватаги татарской орды проносились без пути и дороги куда зря, лишь бы добраться до русских селений, городков по белогородской черте, вновь тогда устраиваемой, захватить скот, разорить селение, живьём забрать годных им людей, а ненужных приколоть... Гуляли себе, мошенники, как дома, а подчас, да при силе, пробирались и гораздо за черту, тревожили, разоряли русские городки и селения, вовсе не чаявшие такой беды. От удач избаловались, наконец, до того, что подумывали обзавестись своим хозяйством, присоседиться поближе к России, затем, знаете, чтобы недалеко было уводить добычу, а при неудаче и урывать без оглядки от погони русских. Уже на р. Донце известный «Гузун-Курган» (у коего ныне город Изюм, Харьковской губернии), а на р. Ворскле «Белый Бор» (Ахтырка, город той же губернии) укрепили по-своему и проживали в них покойно; не переставая делать оттуда набеги, уводили в свои укрепления, что попадало под руку. Матушке нашей России тогда не до того было. Самозванцы, ляхи, свои недруги занимали её, сердечную, и тревожили много и не давали времени всё обдумать и устроить. Уже царствовал благодатный Михаил, но много требовалось деятельности на приведение в порядок внутри государства всех частей и обеспечение его извне от важнейших врагов; так об этой дряни, каковы татары, не время ещё было заботиться. Дошла бы очередь и к ним, но бог помог, и дело, сперва помаленьку шедшее, принесло великую пользу.
Рыскающие татары заметили незваных гостей, поселяющихся на земле, которую они почитали своею собственностию. Давай их тормошить, тревожить, разорять... но слобожане (так называвшиеся от свободы в поселении) не оплошали. Узнав неисчислимые выгоды от обладания привольным краем, не думая тешить татар и убраться с заселяющегося края, они решились проучить их по-своему. Для этого надобно было укрепляться острожками, обносить валом, запасаться оружием. О такой необходимости прослышивали в Украине и не раздумывали переселяться, но уже набирали с собою годного оружия. Кроме ручного, помещики забирали имевшиеся у них издревле при домах пушки, снабжали ими вновь устроенные городки и подчас порядочно проучивали татар. Не без того, что и татары, нападая врасплох, разоряли недавно обзаведённые селения, жителей умерщвляли, отводили в плен; но вновь приходящие селились на тех же пепелищах и придумывали всё к своей обороне от врага. Невозможно было без оружия выйти за селение. Татары неожиданно, словно из земли, являлись и увлекали с собою попадавшихся, если они не имели, чем оборониться. Работы в поле производились во множесте: управляющий плугом имел саблю у бока, рушницу (ружьё) за спиною. В местах ближе к основе поселения и от неё к востоку и полудню, как подверженным большим беспокойствам от татар, самопроизвольно составилось казачество, т.е. составились небольшие конные партии, обязанные при малейшей где-либо тревоге со всех селений являться на помощь бедствующим.