Рано? А это уже было к полудню. Пани София за горем и беспокойством не могла прежде приехать к воеводе. Он же, проводя всю ночь с нарёченным зятем среди разных медов и столетним венгерским, не приметил, что свалился на постель уже на рассвете; оттого и полагал, что ещё утро.
Пани София с слезами, вскрикиваниями едва могла объяснить ему о случившемся несчастьи...
— Нех дзябли озьмуть и тебе с твоими пропавшими деньгами! — заревел неистовым голосом воевода. — Подай мне тен час мою цурку, мою Масю!.. гвалт!..— кричал он в беспамятстве, обрывая хохол свой и страшные усы.... Весь двор встрепенулся... Большими отрядами послана погоня в разные стороны и все по направлению к Вильне...
Яснейший пан воевода с горя и досады пил — и на беду свою один: наречённый зять его, не находя нужным оставаться долее без невесты, уехал. Пани Софья заперлась у себя в доме, сказавшись сильно больною. Дней через пять привезли настигнутых беглецов в бричке... Воевода приказывал тащить их к себе... остолбенел, увидевши, что это совсем не цурка его, а просто беглецы, обокравшие барыню свою; о панне воеводовне же они вовсе ничего не знали... Воеводе до того не было нужды, и он в порыве гнева и досады, конечно, приказал бы их повесить,. зачем нет с ними дочери его; но пани Софья нашла средство умилостивить его, и как всё похищенное беглецами привезено в целости, то она выпросила виновных себе, дав обещание наказать их строго за такой злодейский умысел. И пани Софья, чтоб больше заставить Ульяну и Федота раскаиваться в проступке своем, жаловала и ласкала их более прежнего.
Известно стало пану воеводе, что в ту же ночь, когда скрылась Мася, ловчий его, Андрей, бежал из Киева, но куда? никто не знал. И сам воевода, и все окружающие его положили наверное, что Андрей сманил панну воеводовну: он рос с нею, так и не мудрено, что они кохалися с детства, а видя, что её отдают за нелюба, они решились уйти, но куда? Никто не мог сказать наверное. Для этого составлялись целые отряды, чтобы бежать в Малороссию и там искать их по дороге в Москву. Тщательно списывали их приметы, писали для них пропускные виды, вписывали в них большие награды, кто схватит, откроет, задержит или представит беглецов.
Уже готовы были отряды с полными и ясными препоручениями лететь в назначенные им страны для поимки бежавшего Андрея, увёзшего с собою панну воеводовну, как вот является Антон Муха, верный раб и хлоп яснейшего пана воеводы. Он с молодых лет был при Квитке для прислуги, рос вместе с ним и знал его тайны, но не смел никому открыть, потому что Андрей сгубил бы его. Теперь же мучит его совесть, что он забыл на время долг свой против такого милостивого пана и отца, як есть вельможный пан воевода. Принося ему повинную голову, Муха чистосердечно открывал, что Андрей точно кохался с панною; а чтобы она не досталась другому, убедил её бежать с собою... «Как они перерядились, то я уже знаю и везде могу их открыть. Путь же свой направили они к Кракову, и Андрей располагал найти случай представиться найяснейшему пану крулю и просить у него ходатайства пред прогневанным паном воеводою и защиты от русского царя. Теперь, — продолжал Муха, — кеды пан воевода хце, я возьму небольшой отряд, и как знаю, на какие места бежавшие пробираются, то скоро настигну их и Андрея с панною представлю яснейшему пану воеводе, а не то, нех глава моя бендзе на плахе».
Воевода обрадовался предложению Мухи, уничтожил прежние распоряжения и, обещав Мухе неимоверные награждения, отпустил его сам-пятого с избранными самим Мухою товарищами. Только же воевода их и видел!..
Когда всё это происходило в Киеве, Андрей и Мася, обвенчавшиеся в Борисполе, продолжали путь свой благополучно. Мася была переодета мальчиком, оба они были в простом крестьянском платье. Сказывались о себе различно, где как требовали обстоятельства. Хотя и неприметно было, чтобы где их подозревали по преследованиям из Киева, но из предосторожности Андрей путал свой путь: проходил несколько прямо, потом брал в сторону, обходил кругом и опять возвращался на прежнюю дорогу и к великому обрадованию своему узнавал, что от воеводы киевского не слышно никаких преследований. Он сказывался везде родом из Украины, сиротою, пустившимся с братом на заработок, пока сыщется добрый и надежный человек, что примет их навсегда.
Где он уверен был в совершенной безопасности, там останавливался на несколько дней, чтоб его милая Мася отдохнула после долгого пути. Его план был пробраться, как ни есть, в пограничный русский город и там объявить о себе. Он никак не забыл взять с собою золотой цепи и описания о приезде его в Киев, сделанном паном Ясенковский и духовником, напутствовавшим Агафона. Крест же был всегда на нём. Поэтому он надеялся, что русские признают его за земляка, доставят случай быть в Москве, предстать пред царя; ему помогут отыскать род свой, имя, имение; а если бог благословит, что отец и брат его живы и он отыщет их, тогда... с Масею, с родными... кто будет счастливее его!..
Пробираясь таким образом, уже пришли они в селение Гадячского полка. Зима приближалась, надобно было приискать безопасное убежище. Удалось Андрею найти хутор в отдалении от сотенных местечек и большой дороги. Семьи три казаков, не обязанных уже службою и никакими повинностями по полку, проживали здесь себе покойно. К ним пристал Андрей с братом, работал за себя и за него. Нужда приучила его ко всему. Он был силён, бодр, свеж, а как Мася отнюдь не тяготилась такою жизнию и не тужила ни о чём, то он, весельчак, балагур, пел своим хозяевам разные песни, был ими любим и всеми называем был: «парень друзяка».
В один осенний вечер Андрей, возвратясь с работы, отогревался, сидя на печке, Мася своими руками растирала его окоченевшие пальцы, говорила, мечтала о будущем... как вот слышат за дверью, в сенях, голоса незнакомых им людей...
— Пустите нас, сделайте милость, хоть только подивиться на них! — кричал один из незнакомых, и слышно было, что силился отворить дверь, удерживаемую хозяином. — Я их знаю; когда не они, то и бог с вами! Мы себе и пойдём далее.
Мася помертвела... Андрей схватил топор и бросился к двери... но уже вошли четыре человека, вооруженные по-казацки...
Андрей располагал защищать Масю до последней крайности, взмахнул топором... Но сильная рука удержала его...
— Бог с вами... Бог с вами; что это вы, пане, делаете?.. Вы меня не узнали? Дайте светло поближе. Я же ваш верный Муха...
— Муха! Это ты? — проговорил Андрей, изумясь такой встрече, но всё не выпуская из рук топора. — Зачем ты здесь? и это кто? — спрашивал Андрей, с недоверчивостью поглядывая на скромно стоящих товарищей Мухи.
— Я искал вас по всей Малороссии, — сказал Муха и, уловив руку Андрееву, поцеловал несколько раз. — Благодарю бога, нашёл вас сверх ожидания и что вы здоровы. А это мои верные товарищи, поклявшиеся мне вместе со мною отыскать вас и никогда не отставать от вас. Куда иголочка, туда и ниточка. А где ж панна... а може, вже и пани? Покажите нам её, паду до ножки и поцелую полу платья ее. Покажите, возвеселите нас за нашу турбацию,
Андрей хорошо знал честность Мухи и почти готов был ввериться ему, но товарищи его, и в таком числе, приводили его в смущение.
— Муха, Муха! — сказал он. — Смотри, не предатель ли ты?
— Ох, боже мой! — вскричал Муха, колотя себя жилистым кулаком в грудь. — И это о Мухе так думают? И о товарищах, которых он сам выбрал и прошёл с ними сквозь огонь и воду; готов был на всё, чтобы только отыскать своих коханых паныча с панянкою, милых, ненаглядных Квиток. Хлопцы! — сказал он товарищам. — Нам не верят. На присягу!