— Хорошо, — холодно произнесла Бейта, — а когда мы прилетим на Основание, что тогда, капитан?
— То есть как что? Вы, граждане Калгана, просто оказали мне услугу, разве не так? Я ничего другого не знаю.
Больше не было произнесено ни слова. Торан повернулся к пульту управления. Раздался еле слышный шум внутренних двигателей. Когда Калган остался далеко позади и Торан готовил звездолет к первому межзвездному прыжку, лицо капитана Притчера слегка омрачилось — ни один из звездолетов Мула не бросился за ними вдогонку.
— Похоже, что он спокойно разрешает нам скрыться вместе с Магнифико, — сказал Торан. — Ваши предположения не подтвердились, капитан.
— Если он не хочет, чтобы мы увезли Магнифико, у Основания будут неприятности.
Совершив последний прыжок в космосе и находясь совсем рядом с Основанием, они услышали последние новости, которые достигли их звездолета по ультракоротким волнам. В новостях проскользнуло сообщение, что военачальник — имени которого упомянуто не было — послал ноту Основанию в связи с насильственным похищением его подданного. Потом диктор перешел к спортивным новостям.
— Он все-таки на один шаг впереди нас, — ледяным тоном произнес Притчер. — Значит, он готов к нападению на Основание и использует этот случай в качестве предлога. Все это очень осложняет наше дело. Тем более, что мы не успели еще как следует подготовиться.
5. Психолог
Ученый, известный под именем Чистая Наука, был самым свободным человеком на Основании. Объяснялось это просто. Власть и даже сама жизнь Основания опирались на превосходство ее технологии, несмотря на огромную армию, которая существовала уже полтора века. Поэтому ученому гарантировалась определенная неприкосновенность. Эблинг Мис — так звали ученого — был необходим и знал это.
Причем в том мире, где о науке говорилось с уважением, он был Ученым с большой буквы. А те, кто его не знал, прибавляли к его имени множество самых разнообразных титулов и степеней.
Он был очень гордым, этот Эблинг Мис, и придерживался того мнения, что мэр, как и во времена его предков, должен избираться гражданами и по их желанию вышвыриваться вон. Он был убежден в том, что только полный идиот может воспользоваться правом рождения, чтобы стать мэром. И когда все преклоняли перед мэром колени, он отказался это делать, о чем и объявил во всеуслышание.
И, решив удостоить Индабура своей аудиенции, Эблинг Мис не стал ждать, пока его просьба пройдет все инстанции сверху донизу и будет подписана, а просто отшвырнул двух клерков, стоявших у него на пути, сдвинул набок свою странную шляпу невообразимой величины, закурил запрещенную этикетом сигару и прошел мимо остолбеневших от изумления стражников во святая святых — дворец мэра.
Его превосходительство находился в своем саду, когда услышал постепенно усиливающиеся крики стражников и ответный рев непечатных ругательств. Медленно Индабур положил садовую лопатку, выпрямился и нахмурился. Он ежедневно отдыхал от работы и, если позволяла погода, проводил каждый раз утром по два часа в саду. Здесь цветы росли в квадратах и треугольниках в строгом порядке: сначала красные, потом желтые, небольшое количество фиалок в центре, а зеленая трава окружала строгими линиями все грядки. В этом саду Индабура не смел беспокоить никто. Мэр с гневом стянул с рук перепачканные в земле перчатки, направился к маленькой двери, ведущей из сада, и возмущенно спросил:
— Что все это значит?
Этот вопрос задавало бесчисленное количество людей со времени возникновения человечества. И всегда с одной целью: подчеркнуть свою значительность и важность. Такой вопрос обычно не требовал буквального ответа. Но на сей раз ответ был именно таким. Эблинг Мис щемился в дверь и тряс кулаками придворным, пытавшимся его удержать.
Индабур нахмурился и отослал их прочь, изобразив на лице торжественное выражение. Мис поднял с земли свою искалеченную шляпу, стряхнув с нее прямо на пол примерно полкилограмма грязи, сунул под мышку и сказал:
— Послушайте, Индабур, эти ваши проклятые слуги заплатят мне за плащ. Я подам на них в суд. Посмотрите, что осталось от плаща.
Он запыхтел сигарой и немного театрально отер пот со лба. Мэр весь напрягся от неудовольствия и величаво произнес с высоты своих пяти футов четырех дюймов:
— Никто не доложил мне, что вы просите аудиенции, Мис. И уж, конечно, я не давал вам разрешения.