Капитан кончил есть и откинулся на спинку стула.
— Если у вас тут нет организации, то где мне ее найти? Может быть, Основание и капитулировало, но я — нет.
— Вот как? Не можете же вы блуждать вечно, капитан. Сейчас издан приказ, по которому людям Основания требуется разрешение, чтобы путешествовать из одного города в другой. Вы этого не знали? А еще и удостоверение личности. У вас оно есть? Также все бывшие офицеры флота должны отметиться в ближайших оккупационных комендатурах. Это о вас, да?
— Да, — голос капитана был суров. — Вы считаете, что я буду бегать от страха? Я был на Калгане вскоре после падения его перед Мулом. В течение месяца ни одного офицера бывшего наместника не осталось на свободе, потому что они были бы естественными вожаками возможных беспорядков. Подполье всегда понимало, что ни одна революция не может оказаться успешной, если не контролировать хотя бы часть космического флота. Мул явно знает об этом не хуже.
Фокс задумчиво кивнул головой.
— Логично. Мул умен.
— Я выкинул мою форму, как только мне предоставилась такая возможность. Отрастил бороду. Может быть, у нас есть шанс, что другие поступили точно так же.
— Вы женаты?
— Моя жена умерла, детей у меня не было.
— Значит, никто не может взять заложников, чтобы повлиять на вас?
— Да.
— Хотите совет?
— Если он хорош?
— Я не совсем понимаю, какова будет политика Мула в будущем, что он собирается делать, но пока квалифицированные люди находятся в покое. Производство всевозможного атомного оружия процветает.
— Вот как? По-моему, это оскорбительно.
— Не в этом дело. Мул скользок как уторь и, может быть, он просто не хочет оставить рабочих без работы. Если уж Сэлдон не мог предвидеть его появления, то я и пытаться не стану. Но на вас рабочая одежда. Можете сами догадаться, что я вам предлагаю.
— Я еще не квалифицированный рабочий.
— Но ведь вы проходили военный курс обучения атомной технике?
— Конечно.
— Этого достаточно. Атом-Филд-Беаринг Инкорпорейтед расположена здесь, в самом городе. Скажите им, что у вас есть опыт. Сволочи, которые управляли фабрикой при Индабуре, остались и при Муле. Они не будут задавать лишних вопросов, пока им нужно как можно больше рабочих для получения жирных прибылей. Они выдадут вам удостоверение, и вы получите комнату в общежитии завода. С этого можно и начать.
Таким образом, капитан Ган Притчер из национального флота стал рабочим Ло Моро в 45-м отделении Атом-Филд-Беаринг Инк. Из агента разведки он превратился в простого конспиратора, что привело его несколько месяцев спустя в бывший личный сад Индабура.
В саду капитан Притчер взглянул на радиационный измеритель, зажатый в кулаке. Внутренняя охранная сигнализация дворца все еще не была отключена, он ждал. Полчаса оставалось до того, как маленькая атомная бомба, спрятанная у него во рту, разорвется. Он покатал ее языком. Радиационный измеритель погас, и капитан быстро пошел вперед.
До сих пор все шло по плану. Он прекрасно понимал, что жив, пока не взорвалась бомба, но ее взрыв, означавший для него смерть, станет смертью и для Мула. И тогда будет достигнута кульминация его частной войны с Мулом, продолжавшейся вот уже четыре месяца и начавшейся сразу после его бегства с завода в Ньютоне. В течение двух месяцев капитан Притчер носил тяжелый передник и свинцовый шлем, пока не избавился от своей военной выправки. Он был рабочим, который получал зарплату, проводил время в городе и никогда не разговаривал о политике. В течение двух месяцев он не видел Фокса. А затем однажды мимо его рабочего места прошел человек, споткнулся о какую-то деталь, и капитан обнаружил в своем кармане записку. В записке было всего одно слово: «Фокс». Он кинул записку в атомную камеру, где она сгорела в бесшумной вспышке, и вновь вернулся к своей работе. В тот же вечер он пришел к Фоксу и принял участие в карточной игре с двумя другими мужчинами, одного из которых он знал в лицо и по имени, а о другом был наслышен.
Играя в карты и передвигая по столу проигрыши и выигрыши, они разговаривали:
— Это наша основная ошибка, — сказал капитан. — Уже 80 лет наша организация ждала определенного исторического момента. Нас ослепляла психоистория Сэлдона, по которой отдельный индивидуум не делает истории и сложные социальные и экономические факторы играют им, как марионеткой.
Он аккуратно разложил карты на столе по мастям и, забирая выигрыш, продолжал:
— Почему бы нам не убить Мула?