Говорили двое. Один — медленно и осторожно, причем под внешней мягкостью чувствовалась жесткость и твердость. Другой голос был хриплым и тяжелым, иногда срывающимся на крик. Бейте не понравился никакой.
В разговоре преобладал тяжелый голос.
Бейта расслышала последние слова:
— Он будет жить вечно, старый безумец. Это раздражает меня. Это мне неприятно, Комасон, так как я тоже становлюсь стар.
— Ваше величество, давайте решим, какую пользу могут принести нам эти люди. Может получиться, что у нас появятся другие источники власти, чем те, которые вам даст смерть отца.
Тяжелый голос умолк, уступив место свистящему шепоту.
Бейта услышала только одно слово: «… девушка…».
И вдруг громкий голос зазвучал дружески, слегка покровительственно:
— Дагоберт, ты не стареешь. Лжет тот, кто говорит, что ты не двадцатилетний юноша.
Они засмеялись оба, и у Бейты кровь заледенела в жилах. «Дагоберт… Ваше величество…» — Бейта постепенно начала догадываться, о чем шептались эти двое, она стала припоминать, что император говорил о своем упрямом сыне…
Но ведь такое просто не могло случиться в настоящей жизни. Такое возможно только в дешевых романах…
Она услышала голос Торана, ругавшегося и проклинавшего все на свете, и открыла глаза. Торан смотрел на нее, испытывая явное облегчение. Он свирепо заговорил:
— За этот бандитизм ответит ваш император. Освободите меня!
Бейта поняла, что ее руки и ноги были прикреплены к стенке и полу сильным полем гравитации.
Тяжелый голос принадлежал тучному человеку с редеющими волосами. В его меховую шляпу было воткнуто легкомысленное перо, а камзол расшит серебром. Он презрительно фыркнул:
— Император! Бедный сумасшедший император.
— И тем не менее он нас принял. Ни один его подданный не смеет покушаться на нашу свободу.
— Но я не подданный, ты, космическое отребье. Я — регент. Я — принц, и ко мне следует относиться подобающим образом. А что касается моего бедного дурака отца, то он развлекается иногда тем, что принимает у себя посетителей. И мы не перечим ему, пусть развлекается. Ему все еще кажется, что он великий император.
А затем принц подошел близко к Бейте. Она посмотрела на него взглядом, полным презрения. Он наклонился над ней совсем близко, изо рта его пахло мятой.
— Ее глаза мне нравятся, Комасон, — сказал он. — Когда они открыты, она аппетитно хорошенькая. Думаю, она подойдет мне. Экзотическое блюдо для моего испорченного вкуса, а?
Торан сделал бесполезную попытку освободиться, но принц его игнорировал, и Бейта почувствовала, как ее продрал по коже мороз. Эблинг Мис все еще был без сознания, и голова его упала на грудь. Но Бейта с удивлением заметила, что глаза Магнифико открыты, причем казалось, что он очнулся давным-давно. Шут своими огромными карими глазами внимательно посмотрел на Бейту, кивнул головой и показал взглядом на принца-регента:
— У него мой Визи-Сонар.
Принц резко повернулся, заслышав новый голос.
— Значит, это твой инструмент, урод?
Он снял с плеча Визи-Сонар, висевший на зеленой ленте и не замеченный раньше Бейтой, неуклюже провел рукой по клавишам, пытаясь извлечь звуки, но инструмент, конечно, молчал.
— Эй, урод, ты можешь играть на нем?
Магнифико кивнул головой.
Торан внезапно сказал:
— Вы захватили звездолет Основания. Если не отомстит император, отомстит Основание.
На этот раз ответил другой человек, которого звали Комасон.
— Какое Основание? Или Мул уже больше не Мул?
На это нечего было ответить. Принц показал в улыбке неровные желтые зубы. Клоуна освободили и одним рывком подняли на ноги. Визи-Сонар всунули ему в руки.
— Играй для нас, чучело, — сказал принц. — Сыграй серенаду любви и красоты для нашей дамы. Скажи ей, что тюрьма моего отца не дворец, но я могу предоставить в ее распоряжение настоящий дворец с розовой водой, пусть знает, что такое любовь принца. Пой о любви, чучело.
Он присел на мраморный стол и положил толстую ногу на другую, от его сладострастного взгляда Бейта испытывала чувство омерзения. У Торана на висках вздулись жилы, но все попытки освободиться от силового поля кончались безрезультатно. Эблинг Мис пошевелился и застонал.