– Я обнаружил, что все планеты выглядят из космоса похоже.
– И что с того, Яков? – спросил Тревиз. – То же самое происходит с береговой линией на Терминусе, когда она на горизонте, и вы не знаете, на что смотрите: на горную вершину или плоский островок характерной формы.
– Но что можно увидеть в массе кружащихся облаков? – с явным неудовольствием сказал Пилорат. – И даже если вы попытаетесь, то прежде чем успеете решить, окажитесь уже на ночной стороне.
– Смотрите внимательнее, Яков. Если вы изучите форму облаков, то увидите, что они образовывают некий узор и вращаются вокруг центра, который более-менее совпадает с одним из полюсов.
– С каким именно? – с интересом спросила Блисс.
– В нашем случае планета вращается по часовой стрелке, и мы явно смотрим на южный полюс. Поскольку центр, похоже, находится градусах в пятнадцати от терминатора – линии, разделяющей свет и тень – а ось планеты наклонена на двадцать один градус к плоскости ее вращения, мы либо в середине весны, либо в середине лета, в зависимости от того, движется ли полюс от терминатора или к нему. Компьютер может рассчитать его движение и выдать мне, если я попрошу его об этом. Столица расположена к северу от экватора, то есть либо в осени, либо в зиме.
Пилорат нахмурился.
– Вы можете рассказать все это? – Он посмотрел на слой облаков, как будто думал, что тот заговорит с ним, но этого, конечно, не произошло.
– И не только это, – сказал Тревиз. – Если вы взгляните на полярные области, то увидите, что там нет разрывов в облаках, как в других местах. В действительности же они есть, но через них вы видите лед, то есть белое на белом.
– О! – сказал Пилорат. – Вы предполагаете его на полюсах?
– На обитаемых планетах обязательно. Безжизненные планеты могут не иметь воздуха или воды, или иметь пятна, указывающие на то, что облака не являются водяными облаками, или что лед – не водяной лед. У этой планеты таких пятен нет, поэтому мы знаем, что видим водяные облака и водяной лед.
Следующее, что мы отмечаем, это размеры белых полей на дневной стороне терминатора, и опытный глаз сразу заметит, что они больше средних. Кроме того, вы можете заметить явный оранжевый оттенок отраженного света, а это значит, что солнце Компореллона холоднее солнца Терминуса. Хотя Компореллон ближе к своему солнцу, чем Терминус к своему, этого недостаточно, чтобы компенсировать понижение температуры. Следовательно, Компореллон – холодный мир.
– Вы читаете это как книгофильм, старина, – изумленно заметил Пилорат.
– Пусть это вас не удивляет, – улыбаясь сказал Тревиз. – Компьютер выдал мне статистические данные об этом мире, включая и его относительно низкую среднюю температуру. Легко сделать вывод о том, что вы уже знаете. Фактически, Компореллон находится на грани ледникового периода, который начнется, если конфигурация его континентов станет более пригодной для этих условий.
Блисс закусила нижнюю губу.
– Мне не нравится холодный мир.
– Мы возьмем теплую одежду, – сказал Тревиз.
– Это не то. Люди не могут адаптироваться к холоду. У нас нет толстого слоя волос или перьев или толстого подкожного слоя жира. В мире, имеющем холодный климат, должно быть явное различие в благосостоянии его отдельных частей.
– А Гея – это единый мягкий мир? – спросил Тревиз.
– Большей частью – да. На ней есть площади для животных и растений, приспособленных к холоду или жаре, но в основном климат Геи одинаково мягкий, никогда не становящийся слишком жарким или холодным для всех, включая, конечно, и людей.
– Конечно, и людей… – повторил Тревиз. – Все части Геи живы и равны в этом отношении, но некоторые, вроде людей, явно более равны, чем другие.
– Оставьте этот глупый сарказм, – сказала Блисс с явными признаками злости. – Важны уровень и интенсивность сознания и знаний. Люди – более полезная часть Геи, чем камень того же веса, и способности и функции Геи развиваются, в основном, для нужд людей – впрочем, не в таком большом объеме, как в мирах изолянтов. Более того, бывают периоды, когда они направлены в другую сторону, если это нужно для Геи, как целого. Скажем, порой они направлены на внутренние горные породы, если от недостатка внимания к ним могут пострадать все части Геи, например, при извержении вулкана.
– Да, – сказал Тревиз, – извержения ни к чему.
– Вы, кажется, не убеждены?
– Смотрите, – сказал Тревиз. – Существуют миры холоднее среднего уровня, и миры теплее его; миры, в которых тропические леса занимают огромные площади, и миры, покрытые саванами. Нет двух похожих миров, и каждый из них является домом для населяющих его существ. Меня вполне устраивает относительная мягкость Терминуса – мы довели ее почти до уровня Геи – но мне нравится время от времени оставлять его в поисках чего-то другого. Мы имеем то, чего нет у Геи – разнообразие. Если Гея превратится в Галаксию, значит, каждый мир в Галактике будет силой переделан в мягкий. Такое тождество будет невыносимо.
– Если дело обстоит так, и вариации являются желанными, значит, они будут сохранены, – сказала Блисс.
– Как подарок от центрального комитета? – сухо спросил Тревиз. – Я бы предпочел оставить это природе.
– Но вы НЕ ОСТАВЛЯЕТЕ этого природе. Каждый обитаемый мир в Галактике был модифицирован. Условия на каждом из них признавались неподходящими для человечества, и миры переделывались, пока не начинали удовлетворять вашим требованиям. Если этот мир холоден, я уверена, это потому, что его обитатели не смогли утеплить его без неприемлемых расходов. И все-таки можно быть уверенным, что условия, в которых они живут, были изменены в сторону потепления. Так что не будьте таким надменно-доброжелательным в оставлении этого природе.
– Полагаю, вы говорите от имени Геи, – сказал Тревиз.
– Я всегда говорю от имени Геи. Я и есть Гея.
– Но если Гея так уверена в своем превосходстве, зачем вам нужно МОЕ решение? Почему бы не пойти вперед без меня?
Блисс сделала паузу, как будто собираясь с мыслями, потом сказала:
– Потому что неразумно чрезмерно доверять одной себе. Разумеется, мы видим ваши достоинства яснее, чем наши недостатки. Мы хотим действовать правильно: не так, как КАЖЕТСЯ правильным нам, а действительно правильно, объективно, если такая вещь как объективная правда вообще существует. Вы, похоже, почти достигли объективной правды, которую мы ищем, поэтому мы идем за вами.
– Эта правда настолько объективна, – печально сказал Тревиз, – что я не понимаю собственного решения и ищу ему объяснение.
– Вы найдете его, – сказала Блисс.
– Надеюсь, – отозвался Тревиз.
– В самом деле, старина, – сказал Пилорат, – мне кажется, что ваш спор выиграла Блисс. Почему вы не признаете того, что ее аргументы объясняют ваше решение о том, что Гея – это будущее человечества?
– Потому, – резко ответил Тревиз, – что я не знал этих аргументов, когда принимал решение. Я не знал о Гее ничего. Что-то еще повлияло на меня, по крайней мере подсознательно, что-то не зависящее от Геи, а более фундаментальное. Это-то я и должен обнаружить.
Пилорат поднял руку.
– Не сердитесь, Голан.
– Я не сержусь, а просто испытываю невыносимое напряжение. Я не хочу быть фокусом Галактики.
– Я не виню вас за это, Тревиз, – сказала Блисс, – и искренне сожалею, что ваш склад ума заставил вас занять это место… Когда мы приземлимся на Компореллоне?
– Через три дня, – ответил Тревиз, – и только после того, как остановимся на одной из входных станций, кружащих на орбите.
– Думаю, – заметил Пилорат, – с этим не должно быть никаких проблем.
Тревиз пожал плечами.
– Это зависит от количества прибывающих кораблей, количества входных станций и – более всего – от правил, определяющих разрешение и отказ в доступе. Такие правила время от времени меняются.
Пилорат негодующе произнес:
– Что вы имеете в виду, говоря об ОТКАЗЕ в доступе? Как они могут отказать гражданам Основания? Разве Компореллон не часть владений Основания?