— Это что еще такое, электрический стул?
— Это полиграф, Траутман, — объяснил Петров, — несколько усеченная версия полиграфа.
— Детектор лжи? Значит, вы мне не доверяете? — с обидой спросил я.
— Потерпи, пожалуйста, — извиняющимся тоном попросил старик, продемонстрировав вопиющее противоречие содержания и формы. Несмотря на просящий тон, тембр голоса по-прежнему напоминал басовую трубу органа. — Очень скоро ты будешь свободен.
Хлыщ не терял времени и расставлял вокруг моего кресла небольшие разноцветные пирамидки. Кажется, точно такие же Роберт Карлович использовал при демонстрации дистанционного кипячения воды.
Пока я вертел головой, пересчитывая пирамидки, Хлыщ ловко надел на мою оголенную ступню что-то вроде толстого матерчатого носка, от которого шли несколько проводов. Потом он подбежал к столику, щелкнул там каким-то тумблером, тут же вернулся и пристроился слева от меня. Я попытался встретиться с ним взглядом, но он неотрывно смотрел на своего хозяина. Наконец, судя по всему, он получил от хозяина молчаливый приказ и приступил к абсолютно возмутительным действиям. В руках у него, откуда не возьмись, появилась влажная ватка; я почувствовал запах эфира. Ваткой он, пользуясь вынужденной неподвижностью моей руки, быстро смазал мне подушечку безымянного пальца и сноровисто ткнул в палец чем-то острым.
— Ах ты животное! — возмущенно заорал я. — Было не слишком больно, но обидно и страшно. В то же мгновение в руках негодяя образовалась какая-то бумажка размером с тетрадный лист, которой он быстро промокнул место укола. Я открыл рот, чтобы рассказать Хлыщу, что я с ним сделаю, когда освобожу руки, да так и остался с открытым ртом. Шалимар! Я ощутил шалимар с мощнейшим ароматом, не слабее, чем при опытах Роберта Карловича. Значит, какая-то секвенция была почти готова сработать, и составляющие события произошли где-то совсем рядом, понял я. Молодой человек смазал мой пострадавший палец эфирной ваткой и тут же расположил листок перед моими глазами, держа его в вытянутых руках. Я увидел несколько фраз, набранных крупными буквами. В центре листочка краснел смазанный отпечаток моего пальца.
— Тебе следует прочитать этот текст вслух или про себя, как тебе будет удобно, — раздался голос Петрова. — Прочитать так, чтобы ты сам поверил, что полностью согласен с его содержанием.
При ближайшем рассмотрении текст оказался перечислением моих обязательств перед Петровым. Я, Траутман, обещал диагностировать срабатывание некой секвенции до тех пор, пока секвенция не сработает, или Петров добровольно не освободит меня от этого обещания. Удивил меня пункт клятвы, в котором я освобождался от обязательств в случае смерти Петрова, при условии того, что смерть эта не вызвана моими «действием или бездействием, а также прямыми и косвенными последствиями таковых». Благородно, ничего не скажешь. В заключительной части документа, Петров, после выполнения моих обязательств, в свою очередь, обязался предоставить «жизненно важную информацию, которой Траутман на момент принесения клятвы не владеет». Этот пункт меня тоже поначалу удивил. Благодаря нему клятва начинала напоминать договор вполне равноправных сторон. Немного поразмыслив, я понял, что встречное обещание должно сделать наше сотрудничество более привлекательным для меня. Я молча начал перечитывать документ. Ничего такого, чего бы я не мог принять категорически, там определенно не было. Как только я об этом подумал, я ощутил сильнейший ароматический взрыв. Секвенция состоялась. Четыре благоухающие ноты, всего четыре составляющих — не слишком сложная. Одна из нот оказалась знакомой. Она принимала участие во вчерашнем дистанционном нагревании воды, я в этом был уверен.