— А-а-а, Бруно? Которого сожгли? — и получил благосклонную улыбку в ответ.
Затем Ирина в двух словах объяснила мне, что такое монады по ее мнению. Я знаю за собой способность объяснять сложные вещи простыми словами, поэтому столкнувшись с подобным талантом, могу его оценить по достоинству. Должен заметить, что Иринин дар популяризатора практически приближался к моему собственному. А это совсем не плохо, можете мне поверить.
Довольно быстро я понял, что точно так же, как материальные предметы состоят из атомов, духовное состоит из этих самых монад. То, что в разных религиях называется душой, представляет собой некие конструкции, слепленные из этих элементарных составляющих. Точно так же, как из конструктора Лего можно собрать небольшой кубик или модель вертолета, из монад сложена духовная составляющая какого-нибудь хомячка и моя собственная душа. Я понял, что девушка уже относится ко мне гораздо лучше, чем в начале нашей беседы, поскольку она безоговорочно признавала, что на постройку моей души ушло монад куда больше, чем на душу хомячка.
Чтобы мне стало понятнее, Ирина упомянула, что нити Дхармы в учении Будды в известной степени идентичны монадам. Я задумчиво кивнул головой, давая понять, что мне и самому это приходило в голову.
Не зря философы древности утверждали, что приступая к дискуссии, нужно договориться о дефинициях. Теперь, когда под монадами мы подразумевали одно и то же, вполне можно было попытаться выработать общую точку зрения.
— Ты полагаешь, что монады умирают из-за того, что свершаются секвенции? И активно экспериментируя с секвенциями в последнее время, я нанес их поголовью серьезный ущерб? — я чувствовал себя немного неловко. Лично мне всегда удавалось разделять изящные философские построения и реальную жизнь. Поэтому общение с людьми, которые смешивают эти понятия, всегда вызывает сожаление и неудобство. Для начала я попытался разубедить Ирину, играя, так сказать, «на ее поле», поле, весьма удаленном от реальной жизни. Я сказал:
— Хорошо, пусть душа состоит из монад. Но, как я слышал, душа бессмертна. При скверных стечениях обстоятельств она может попасть в лапы Врага рода человеческого, но никак не умереть.
— Андрей, — грустно сказала Ирина. При этом на её губах появилось что-то вроде печальной улыбки, — похоже ты любишь подискутировать о вещах, в которых совсем ничего не понимаешь. Должна тебе сказать, что ты выбрал весьма удачного собеседника. Боюсь, что в теологии и схоластике мы вполне друг друга стоим.
— Ты готова допустить, что я не убиваю души? — облегченно спросил я. В большей степени меня порадовало не то, что с меня снято это серьезное обвинение, а то, что Ирина оказалась более нормальным человеком, чем мне думалось минуту назад.
— На мой взгляд, ты совершаешь не менее серьезное преступление, — заявила Ирина. Вот такого обвинения я не ожидал. А Ирина продолжала, — я и мои, назовем их так, мои коллеги, много раз были свидетелями гибели монад. Но мы ни разу не чувствовали, чтобы рождались новые. Понимаешь, ты уничтожаешь нечто, из чего состоишь и сам, и это нечто исчезает совершенно безвозвратно.
Заявление Иры вызвало у меня негодование. И мой следующий довод никак нельзя было бы назвать джентльменским. Но, прошу меня понять — я был действительно возмущен. Поэтому, предельно саркастически я спросил:
— А как соотносится сбережение неких непонятных невосполнимых ресурсов с твоим сидением в скверике в окружении этих фотошопов? — и я пренебрежительно мотнул ногой в сторону кучки штативов.
— Я не собиралась завершать эту секвенцию, — голос Ирины звучал тихо и печально, — единственной моей задачей было попасть сюда и поговорить с тобой.
Я не сразу осознал, что она говорит, поэтому продолжил обвинение:
— А наши охранники, посходившие с ума, а золото, обращенное в свинец! Тогда пузырьки не лопались? Как ты думаешь, какими методами этот свинец будет снова превращен в золото при первой возможности? Думаешь, не отыщется секвенции, которая вернет всё на место, а твоих мыльных пузырьков снова поубавится. Чего вы добиваетесь?
Тут до меня дошло то, что сказала Ирина. А она, как раз в этот момент начала объяснять, что категорически возражала против применения секвенций своими соратниками.
Мы одновременно смолкли, и я попытался собраться с мыслями. Мысли, как часто со мной бывает в сложных ситуациях, собираться никак не желали. Положение спас Роберт Карлович, появившийся с нагруженным подносом. Официант из него был никакой, как оказалось. Я проявил преизрядную ловкость, успев принять из его рук поднос в том момент, когда он решил поскользнуться на ровном месте. Левой рукой я подхватил поднос, а правой удержал своего наставника от падения. Роберт Карлович устоял на ногах, гордо распрямился, одернул черный пиджак, величественно кивнул и молча удалился. Прав, тысячу раз прав Голливуд, утверждая, что нет ничего смешнее, чем поскользнувшийся человек. Как только за Робертом Карловичем закрылась дверь, мы с Ириной начали весело смеяться. Ирина хохотала очень забавно, повизгивая и похрюкивая. Кажется, я уже говорил, что искреннего человека видно по смеху.