19 – 33 января 2 года. Орден
— Кажется, я беременна, — непосредственно перед обедом поделилась с нами новостью Юля, задумчиво рассматривая оставшийся с завтрака и уже успевший покрыться тонкой плёнкой чёрной плесени фруктовый джем. — Пока времена достаточно спокойные и укрытие от кровососов есть — лучше не упускать момент. А то затяну, и опять неприятности начнутся, — пояснила она, снимая и выбрасывая верхний слой испорченного лакомства. Потом проверила оставшееся на кольце-определителе и, убедившись, что плесень не сделала продукт ядовитым, зачерпнула его ложкой. — На вкус нормально, есть можно, — подвела итог дегустации астроном. — Я тоже ребёнка хочу, — вздохнула Лиля и тоскливым взглядом обвела собирающихся вокруг костра мужчин. Потом решительно встряхнула головой и повернулась к лидеру. — Дет, сделай мне ребёнка! В жены к тебе не пойду, но сексом до зачатия заниматься готова. Тот аж потерял дар речи от такого поворота событий. Зато Росс не удержался от возмущения: — Почему он, а не я?! — Ты не подходишь, — категорично заявила новоявленная охотница на мужчин. — А я? — негромко поинтересовался Маркус. Ему Лиля даже отвечать не стала, благо физик тут же схлопотал по шее от своих жён. — Ты тоже не подходишь, — хором заверили они его. — Так, спокойно, — отойдя от шока, поднял вверх ладони Дет. — Прости Лиля, ты красивая и умная женщина, но я не хочу быть твоим любовником. И мужем тоже не хочу. К тому же, предпочитаю не мешать работу и интим. Зная лидера, не думаю, что он лукавил. Лиля совершенно не его тип женщины, даже не по внешности, а по характеру. Слишком самостоятельная, сильная и готовая отстаивать свою точку зрения. А обе жены Дета безропотные, послушные и любящие — о таких приятно заботиться, но сложно считать за равных. — Нет так нет, — ничуть не расстроившись, пожала плечами экономист. — Значит придётся искать отца за пределами поселения. Вроде бы у волгорцев неплохие мужчины есть. Да и Вадим достоин того, чтобы рассмотреть его кандидатуру... Народ, где-то через пару недель я, пожалуй, посещу Волгоград. Заодно Наде помогу, — сообщила она нам. Лидер с готовностью согласился, возможно опасаясь, что если откажет, то его снова начнут рассматривать как потенциального производителя. Да и остальные, хотя и улыбнулись, но не стали отпускать насмешки в сторону Лили или намекать на неподобающее поведение. Всё-таки в нашем новом мире в этом плане проще, чем было на Земле. Намного проще. Вот только Росс, судя по всему, очень обиделся на то, что его не захотели в качестве возможного партнёра, и с новыми силами начал задирать Лилю. Но та реагировала на неприятные шутки зеленокожего так же спокойно, как раньше, и точно так же отвечала. Поэтому не думаю, что запала зеленокожего хватит надолго. После обеда большая часть посвящённых осталась у костра, достала телефоны и соединилась в общую сеть с другими представителями союза племён, чтобы вместе обсудить то, что потом станет нашим законом. Немного послушав, я затосковала и, заметив, что Вероника тоже не особенно интересуется происходящим, пересела к ней поближе. — Как думаешь, если мы сейчас уйдем, они сильно будут ругаться? — спросила агроном. — Надеюсь, нет, — улыбнулась я. — Всё равно толку-то от нас — только молчим и слушаем чужие разговоры. Ещё немного поскучав, мы тихонько, чтобы не потревожить остальных, покинули собрание и отправились кто куда, а если точнее, то Вероника — на грядки, а я — к реке. Вода приятно омывала ноги, прелая побуревшая трава (специально заготовленная для получения волокон) на ощупь оказалась слизистой, но достаточно мягкой и разбухшей, чтобы её уже можно было отмывать. Потереть, перекрутить, прополоскать, оставить ненадолго, взяв другую порцию, и потом по новой. Прошло совсем немного времени, и к воде спустилась ребятня (за исключением полукровок), для которой, судя по всему, обсуждение тоже не представляло интереса. Посидев на берегу и посмотрев, чем я занимаюсь, малыши предложили помощь. Подумав, я не стала отказываться, в результате вскоре промывали растительные волокна все вместе. Пусть пока у детей получается плохо, но лиха беда начало. А уже одно то, что они желают принимать участие в общем деле, дорогого стоит. Даже Рысь внесла свою лепту, с удовольствием копаясь и вороша гниющие листья. Дети часто отвлекались: то на то, чтобы поохотиться за лягушкой или крупным кузнечиком, то начинали возиться, то засматривались на что-нибудь, однако, к моему удивлению, при этом старались не бросать работу, а аккуратно её отложить, чтобы потом вернуться. Всё-таки Росс с Лилей добились многого, и их заслуги нельзя преуменьшать. Монотонное, но не слишком утомительное занятие вводило в нечто, напоминающее транс. Приходилось постоянно одёргивать себя, чтобы не забыть о безопасности и не перестать поглядывать по сторонам. Где-то через час, когда я начала уставать и уже подумывала о том, чтобы сделать перерыв (вот только промою ещё одну порцию), к воде спустилась Лиля. — Пантера, будь так любезна, объясни, почему ты избегаешь принимать участие в обсуждении законодательства? — без прелюдий спросила она. Я нехотя отложила пук мятых полусгнивших листьев осоки (как мы обозвали растение, из которого можно получать волокна) и вылезла на берег. — А зачем? Если честно, то не вижу смысла в моем присутствии: я не специалист в этой области. Подруга насмешливо фыркнула: — У нас есть хоть один специалист? Это не причина. — Кроме того, не люблю вмешиваться в политику, да и вряд-ли буду очень полезна. А личного интереса нет, в отличие, например, от того же Росса. — Есть долг. Или для тебя это слово ничего не значит? — вот теперь Лиля уже не веселилась, взгляд стал холодным, а голос — резким. — Ты должна принимать участие, — согласился с экономистом подошедший Дет. — Вон Вероника тоже не обсуждает, но её вы почему-то не ругаете, — обиженно привела я последний аргумент. — Она — одна из многих, а ты — единственный представитель своего вида в союзе племён, — мягко сказал лидер, жестом остановив уже открывшую рот Лилю. — Ну и разбирайтесь тогда сами! — всё-таки не промолчала она, и, резко развернувшись, ушла по своим делам. — Пойми, от тебя зависит, насколько будут учитываться интересы твоего народа, — посмотрев вслед женщине, добавил Дет. — Хотя я не буду заставлять тебя принимать участие и поговорю с остальными, чтобы они не настаивали. Решать, участвовать или нет, должна ты сама. Просто я хотел пояснить, в чём именно была бы твоя роль. Улыбнувшись, лидер слегка склонил голову и тоже покинул берег ручья. Покинул его победителем. Хотя я очень высоко ценю Дета как предводителя, но когда он начинает применять свои излюбленные приёмы ко мне, становится не по себе. Всего пара предложений, несколько слов о будущем и обещание не заставлять — и я уже не смогу избегать неприятных обсуждений. Разве что изредка. Иначе, от моего бездействия, могут пострадать другие представители моего вида. Мысленно ругая психиатра, я полезла обратно в воду. Знает ведь, как заставить, не приказывая. К каждому из нас свой подход нашёл. Да ещё и действует так, что его ни в чём обвинить не получится — ведь он за нас решения не принимает. Коварно. То ли дело Вадим — сам отдает распоряжения, сам за них и отвечать готов. С другой стороны, как ни крути, а с Детом и чужой власти над собой почти не чувствуешь — только собственную совесть. К счастью, собрания проводили нечасто: пару раз в неделю устраивали общую интерактивную беседу, на которой обсуждались очередные вопросы уголовного законодательства (с ним необходимо разобраться в первую очередь). Все законы решили разделить на две части: обязательные для всех, и касающиеся только союза племён. Это сделано не ради возведения себя в ранг высших, а потому, что резкое ужесточение общих правил может вызвать серьёзный протест. Если же сначала мы применим их к тем, кто входит в союз, докажем, что сами готовы подчиняться законам, то потом, через время, станет гораздо легче добиться того, чтобы их приняли и остальные. В числе прочих, к законам союза отнесли всё-таки принятое предложение Росса о том, чтобы преступников не казнили, а отправляли на медицинские опыты. Но одновременно с этим, в законе не забыли оговорить пункт, согласно которому подопытный должен быть обезврежен. Для этого, в зависимости от тяжести преступления, постановили заранее лишать преступника возможности к бегству или сопротивлению: от отрубания обеих рук (самая лёгкая степень), до лишения всех конечностей и зубов. В результате предложенный для голосования законопроект даже выглядел страшно и, хотя мы его всё-таки приняли, но только после почти недельных раздумий. Каждый примерял на себя возможные последствия новых правил и, как нерадостно пошутил физик, теперь любой из союза десять раз подумает, прежде чем совершать преступление. А во всеобщие законы пункт «о недобровольных подопытных» перейдет явно не в ближайшую пару лет. — В идеале, прежде, чем переводить его в категорию «для всех», нам нужно дождаться хотя бы одного прецедента, — прокомментировал Вадим. — Думаешь, найдётся хоть один дурак? — с сомнением спросила я. — Сейчас — нет. Но через годы — почти уверен, что найдётся. Я тяжело вздохнула. Общесоюзные заседания часто заставляли задуматься над неприятными, а то и вовсе болезненными вопросами. Увы, каждый из нас понимал, что, если мы хотим порядка, без суровых мер не обойтись. При этом постоянно преследовал страх ошибки, принятия неправильного закона. Например, такого, который бы позволил осудить невинных. Но даже если допустить, что мы не совершили грубых ошибок, на душе все равно остаётся тяжесть, ведь к смерти или мучениям любого осуждённого приложил руку каждый из нас. Каждый, без исключения. Никому из союза не удастся избежать ответственности и остаться чистым. Несмотря на важность, заседания занимали лишь малую часть времени. Илья с Юлей, мной и Вероникой возобновили краткосрочные экспедиции по окрестностям. В первую же из них за нами увязалась Рысь. Причём на сей раз дочь не показывалась на глаза и не выдала себя прежде, чем мы отошли достаточно далеко. Вернув её в селение, мы снова ушли, но через несколько часов она опять догнала нас по следу. Поняв, что оставить Рысь в Ордене удастся, только посадив на цепь (верёвку она скорее всего перегрызёт, как и прутья клетки), я решила оставить как есть. Так, по крайней мере, дочь под присмотром, а если опять сбежит и встретится с хищником — неизвестно, чем это закончится. Одно радует — Рысь ядовита, из-за чего животные меньше рассматривают её в качестве добычи. Раздражение от репеллента постепенно увеличивалось и теперь уже не обходилось простым раздражением или даже везикулами. Наполненные тканевой жидкостью пузырьки лопались, на их месте вскакивали новые — и постепенно кожа истончалась и на этих участках появлялись язвы. Пока не глубокие, но если так пойдёт и дальше, то скоро на посвящённых даже клочка не то чтобы здоровой — целой кожи не останется. Кстати, наверняка через некоторое время аналогичная проблема появится и у других людей, тех, кто начал пользоваться прусовским репеллентом позже. А наше племя (за исключением меня и Рыси) уже выглядит как будто получившее ожоги на всё тело. Из-за того, что кожа страдала всё больше, люди (и особенно — дети) очень часто купались в реке, и даже отдыхать предпочитали не на берегу, а на мелководье. По их словам, вода на некоторое время успокаивала боль и жжение. Единственная надежда оставалась на укрытие, в котором люди могли защититься от насекомых и без репеллента, но и она вскоре рухнула. Грустно признавать, но я даже немного ревновала к тому, насколько Дима с Диной привязались к Россу и Лиле. Нет, они с радостью общались и со мной (особенно любили слушать сказки или истории) и даже вроде бы скучали во время моего отсутствия, но теперь уже не чувствовалось такой теплоты и эмоционального контакта, как прежде. Наверное, в этом была немалая доля моей вины: не стоило так надолго покидать селение. А хотя дети благосклонно принимали мои попытки снова сблизиться, но всё равно относились несколько... не то, чтобы холодно, скорее нейтрально или дружелюбно. Но не больше. Утешало только то, что Рысь, несмотря на долгую разлуку вела себя так же, как и раньше. Как выяснилось, чёрная плесень на джеме была не случайностью, а первым признаком надвигающегося бедствия. Постепенно продукты стали портиться ещё быстрее, потом плесень появилась на собранном хворосте, сене, оборванном мхе, вырезанной из дерева посуде, шкурах и даже постройках. С каждым днём её становилось всё больше, и уже через восемь суток первоначальное неудобство начало превращаться в настоящую проблему. Теперь низшие грибы за считанные часы прорастали в мягких продуктах питания и всего за несколько дней разрушали древесину. К счастью (иначе нас ждала бы бесславная гибель), они не трогали живую материю: растения и животных, свежие фрукты, только сорванные листья или ещё парное мясо. Но стоило траве завянуть, а клеткам убоины — начать гибнуть, как плесень тут же оприходовала новый источник питания. Перед страшным грибом не смогло устоять почти ничто. За два дня все добытые за четыре месяца шкуры рассыпались во влажную рыхлую чёрную массу, покрытую такого же цвета коротким пушком. Стоило подуть, и с его поверхности взлетало облачно чёрных спор (из-за чего плесень назвали чёрной пылью). Почти одновременно со шкурами аналогичная судьба постигла сено и сухой мох, служащий в качестве подстилки, леску из моих волос и волос других посвящённых (отчего все собранные Россом скелеты рассыпались по косточкам, а сеть прекратила своё существование), полученные из осоки волокна и заготовки для них. Ещё через сутки начали рассыпаться корзины, ломаться деревянная посуда, подопытные зеленокожего легко развалили клетки, в моём древесном домике-гнезде появились дыры, а в сортире провалился пол. А к концу недели не осталось ни одного строения — рассыпались небольшие личные домики, туалет и оформленная мусорка, склад, большое убежище от насекомых и даже пристань — лишь сохранившиеся кое-где не до конца потерявшие форму чёрные остатки подсказывали, что ещё недавно здесь находились творения рук человеческих. Из всех нажитых за срок больше года вещей сохранились только поделки из раковин, камня, изъеденные ювелирами кости и, непонятно почему, лодка. Ну и разумеется, наследство в виде начальных вещей, которые достались нам от керелей. Джунгли тоже изменились. Из лесу пропал хворост и опавшие листья, на деревьях рассыпались все засохшие ветви и даже стволы очистились от старой отслоившейся и погибшей коры. В результате поддержание костра стало практически неразрешимой проблемой — совсем свежие ветви и листья не желали гореть, вместо этого вспениваясь и преграждая доступ кислороду к огню, а подсушить хворост не получалось, поскольку его сразу же оккупировала вездесущая плесень. Всего за неделю потеряв результаты долгого труда, мы растерялись, и некоторое время вообще не знали, что делать. Больше других расстраивалась Юля, которая, кроме и так нерадостной ситуации, опасалась, как бы последние события не спровоцировали очередной выкидыш. А уж когда выяснилось, что бедствие затронуло не только нас и даже не только наш берег, а от него пострадали и волгорцы, и амазонки с махаонами, одиночки и даже русалки, народ и вовсе отчаялся. Лишь инженер каким-то загадочным образом сохранил заряд бодрости и даже оптимизм. Особенно удивительно такое поведение выглядело, если учесть, что он потерял чуть ли не больше остальных. — Я вообще не понимаю, как тут можно жить! — воскликнул Маркус. — Надо уходить в другие земли. Пусть даже это отнимет много времени и сил. Сева расхохотался, хлопая себя ладонями по коленям, а потом вытер выступившие от смеха слезы и возразил: — Ну и куда ты пойдёшь? Уверен, что где-то там, — инженер неопределённо махнул рукой, — нет чего-то подобного или ещё худшего? — Русалки сказали, что до сих пор не видели ничего подобного, а они тут с самого начала, — заметила я. Почему-то это вызвало новый приступ веселья у инженера. — Я считаю, что опять бежать — не выход, — кивнул Игорь. — Подумайте сами: там, где нас высадили, живут тролли, в пустыне был бы большой дефицит продуктов, в предгорьях — ужасная погода во время взошедшей луны, на горах, судя по рассказам, озеро что-то вредное выплёскивает, в море — жуткие цунами, в пещерах — камнегрызы. Да, сейчас может показаться, что на том привлекательном озере, которое мы когда-то проплывали, удалось бы устроиться с комфортом, но так ли это на самом деле? Мы были там совсем недолго, а если бы задержались, то вряд ли оно не принесло бы неприятные сюрпризы. Мнение математика совпало с общим решением союза племён: подумав и выслушав разные мнения, мы поняли, что переселение не имеет смысла. Слишком велик шанс потратить силы зря. — Зато одна загадка разрешилась, — попыталась найти я хоть какой-то плюс в происходящем. — Теперь понятно, куда делись погибшие деревья. — А ведь ты права, — восторженно вскочил Сева. — Народ, у меня две хорошие новости! — Да? — с сомнением потянул Маркус. — Несомненно! Первая — это бедствие рано или поздно кончится, — инженер вскинул руки, как будто пытаясь объять весь лес. — Ведь оно уже было — иначе куда бы исчезли деревья, но потом кончилась — иначе бы мы тут вообще хворосту не видели. А вторая — у нас есть стройматериал, которые не жрёт чёрная пыль! — Лодка, — первой догадалась Вероника. — Именно! Те деревья, которые мы нашли — их плесень не разрушает. Они пережили прошлый раз — устоят и сейчас. А значит — мы просто не должны отчаиваться. Рано или поздно, но мы научимся жить здесь, и жить — как люди. Оптимистический настрой инженера очень поддержал всех посвящённых. Сева передал нам надежду и силы бороться. Пусть природа нашего нового мира нанесла нам очередной удар, но мы не сдадимся. И это — главное.