День – вечер 6 марта 2 года. Джунгли у запретной зоны
Мальчик оказался очень похож на девочку — только чуть шире в кости и с характерными первичными половыми признаками. Понаблюдав, как дети гоняются друг за другом, ловко цепляясь за тонкие побеги, я подумала, что, скорее всего, те серьёзные различия, которые существуют между полами взрослых человекозверей, и должны проявляться не сразу — иначе мальчики не смогли бы жить с матерями. А ещё пожалела, что Рысь родилась одна. Будь у дочки такой же лазающий и активный брат, ей было бы гораздо веселее. — Всё-таки я повторю вопрос насчёт людей, — сказала Яна после того, как мы поговорили о детях и поели. — Сколько их там у вас собралось? — А тебе зачем? — насторожилась я. — Зачем ты так настойчиво выпытываешь количество свободных? — Людям здесь не место. Они должны уйти. Я застыла, не в силах поверить в услышанное. Вроде бы до сих пор нормально общались, а тут вдруг такое категоричное заявление. Вот он, первый признак конфликта. Причём явно не йети с йети (судя по достаточно дружелюбной встрече), а йети с людьми. Стало грустно: неужели даже сейчас, когда народа мало, он всё равно будет сражаться за место под солнцем? До каких пор? Пока полностью не перебьёт друг друга? — Мне кажется, места хватит и на нас, и на них, — неодобрительно высказала свою мысль вслух. — Да и куда людям уходить? В горы? Поверь, там не лучше. Яна горько усмехнулась, но всё же ответила: — Нет, не в горы. Люди собираются отправиться в путь через океан, как только зайдёт гигантская луна. Вновь началась гроза, и мы некоторое время молча сидели под тёплым ливнем. Через океан. Куда? Вероятнее всего — в никуда. К собственной смерти. Невольно вспомнилось, как течение реки занесло наш караван в пещеры — по сути в это время мы тоже плыли в никуда. И нам очень, просто невероятно повезло, что вообще остались в живых. Может, именно поэтому никто уже не высказывает особого желания попытаться переселиться из этих мест? Но те люди, что с самого начала жили здесь — они-то должны понимать риск! Или у них просто нет выбора? Украдкой взглянула на собеседницу — та ловила губами стекающую с листа струйку воды — и вздохнула. Если местные оборотни, особенно мужчины, объединились и поставили людям ультиматум... — Но ведь это верная смерть! — Это их выбор, — пожала плечами собеседница. — Мы не гнали людей. Они сами решили уйти, понимая, что здесь им не выжить. Пытаться перебраться через горы — слишком большой риск, а океан даёт хоть какой-то шанс. Люди уже отчаялись, они знают, что, оставшись здесь, погибнут. И не просто тихо и спокойно, а очень мучительной смертью. Эти земли не подходят для людей. Насколько мы видели, им тут выжить не просто сложно, а нереально. Они не размножаются, не увеличивают численность, а вымирают. Но где-то там, — Яна махнула рукой в неопределённую сторону, — наверняка есть подходящие для них места. В этом-то и заключается главная беда йети, — неожиданно добавила она. — В подходящих местах или том, что люди вымирают? — не поняла я. — В подходящих для людей местах. Заметив моё недоумение, оборотница уселась поудобнее и смахнула капли воды с блестящей шерсти. — Мы долго думали над проблемами, которые могут появиться в будущем у нашей цивилизации. И пришли к выводу, что, хотя сейчас находимся в выгодной позиции относительно остальных, в будущем наше положение сильно изменится. Если мы не справимся с проблемой территориальной стерильности, то никогда не сможем превысить определённую, очень невысокую, численность. А люди, судя по всему, не имеют подобного физиологического ограничения. Иначе бы те женщины, которые потеряли плод, не беременели бы снова. Значит, люди могут сильно размножиться и потом, через годы, забить нас числом. Каждый из йети, особенно мужчин, стоит многих из людей, но нам будет гораздо труднее восполнить гибель одного воина, чем им. Мы физически не сможем дать всплеска рождаемости при массовой гибели нашего народа. А ведь и правда. Физиологическое ограничение вполне может оказаться причиной вымирания моего вида во время войны. — Поэтому мы пришли к выводу, что у нас три варианта, — продолжила Яна. — Первый — не вступать и не вмешиваться ни в какие конфликты. Этот вариант нереален — мало ли что людям в голову взбредёт. Кроме того, мы уже влезли в дела людей, а значит — уже перечеркнули этот вариант. Второй — выбить всех врагов сейчас, пока их немного, — женщина замолчала и задумалась. Меня передёрнуло от отвращения. Очень неприятно слышать такое, особенно от представителя своего вида. Да и будет такой путь, по сути, ничем иным, как началом войны. Или, что ещё хуже — началом конца. — Но это тоже невозможно, — добавила собеседница раньше, чем я подготовила аргументированное возражение. — Кроме того, что сам выход плохой, мы ещё и истребить всех людей на планете не сможем. Физически не сможем: слишком нас мало. В результате они размножатся и опять-таки уничтожат нас. Остаётся третий вариант, — Яна снова сделала паузу. Невмешательство, вражда... и союз? Или я что-то неправильно понимаю? — Какой? — Построить совместную цивилизацию, — подтвердила моё предположение оборотница. — Но тут тоже возникает проблема. Мы долго присматривались к людям. В отличие от йети, они гораздо более агрессивные, безжалостные и непримиримые. Да и руководствуются куда чаще страстями, а не разумом. Они живут в хаосе и сеют вокруг себя хаос. Я горько рассмеялась, вспомнив, какие слухи о моём виде ходили среди знакомых людей. — Расскажи о троллях, — внезапно попросила Яна. — Зачем? — Люди — слишком злобные и неорганизованные существа, — пояснила женщина. — А о троллях мы ничего не знаем. Вдруг они подойдут йети как союзники. Задумавшись, я долго вспоминала, что мне известно об изменённых людях, и покачала головой, поняв, что почти нет полезных сведений. — Я сама о них мало знаю. Только то, что в том месте, где нас высадили, они заболевают троллизмом. И что у них с нами и с людьми могут появляться полукровки, — собрав волю в кулак, решительно взглянула на собеседницу. — Но ты ошибаешься. — В чём конкретно? — удивлённо приподняла бровь она. — Люди бывают разные. И зверолю... йети — тоже. Там, где нас высадили, мы, йети, проявили себя как агрессивные, не контролирующие себя, психопаты и социально опасные личности, чем, естественно, заслужили дурную славу. Но тем не менее, те, с кем я сейчас, не прогнали и не поставили мне в вину преступления других представителей моего вида. А вы по нескольким людям судите сразу обо всех! Тогда чем вы лучше их? — По нескольким? — саркастически усмехнулась Яна. — Какая выборка тебя устроит? Сотня? Тысяча? Пять тысяч? Представив себе такую толпу народа, я вздрогнула. — А их действительно настолько много? И тут же задумалась над тем, сколько людей могло быть в том месте, где нас высадили. Сплавлялось порядка тысячи, но «посеяли» керели наверняка гораздо больше. Часть погибла, часть осталась воевать с троллями, часть просто не удалось найти... Примерно такое же количество получается. — Людей было даже больше. Но сейчас — нет, уже не столько. Намного меньше — над этим потрудились и они сами, и природа, да и мы не остались в стороне. Уплывать собираются около полутора сотен, остаться здесь и умереть решил ещё десяток. Но возможно, есть ещё пара дюжин человек, о которых мы не в курсе — все джунгли не прочёсывали. — Ещё недавно их было гораздо больше, — вздохнула я, вспомнив русалок и силы объединённых деревень. — Последние конфликты унесли много жизней. И не меньше — болезни, — философски пожала плечами Яна. Я повертела в руках фрукт, но потом не выдержала и решила задать вопрос прямо: — Почему вы ввязались в войну? Если даже начнёт отрицать, всё равно есть шанс получить информацию. — Потому, что не хотим жить по соседству с бандитами, — заметив моё недоумение, оборотница пояснила: — Те, кто приноровился жить за чужой счёт, в том числе присваивая последние лекарства, оказались лучше организованы. Да и опыта в ведении военных действий у них побольше было. После того, как их объединил влиятельный лидер, бандиты стали слишком сильными для других людей. И даже для групп. Собеседница некоторое время помолчала. — Они говорили, что хотят собрать всех людей и после — вместе жить и строиться. Но не как равноправные и даже не как господа и работники. Как хозяева и рабы, — голос йети стал холодным и безразличным. — Они не стремились захватывать в плен, а даже когда брали, не оставляли в живых больных и детей. Рабы не получали лекарств, более того, их специально увечили, чтобы лишить возможности сбежать, — Яна снова сделала паузу, о чём-то задумалась и продолжила уже нормальным тоном: — Хотя у нас и было предположение, что позже эта группа может стать основателями и создать жизнеспособное общество, но мы все равно решили не ждать. Мы поняли, что не хотим жить рядом с такими людьми. Поэтому мы объединились и уничтожили их. Конечно, и с нашей стороны без потерь не обошлось, но они были небольшими. И дело того стоило. После ещё нескольких вопросов удалось выяснить, что со стороны йети погибло всего пятеро против больше чем трёхсот у противника. Потом ещё около недели мои сородичи искали и уничтожали остатки бандитов (из них не щадили никого, невзирая на пол и состояние здоровья). Казалось бы, вмешательство очень помогло простым людям, но оно произошло слишком поздно: объединённая группа бандитов в несколько раз успела сократить ряды мирного населения. Большая часть оставшихся Homo oculeus не стала разбегаться, а, посоветовавшись, решила попытать счастья в другом месте. Я поглядела вверх, на развеивающиеся тучи. Думаю, что люди бегут не только от болезней, гнуса, паразитов и чёрной пыли, а ещё и от моих сородичей. И неважно, что те воевали не с ними, а с преступниками — оборотни показали, что являются силой. Страшной силой, с которой придётся считаться и которая может уничтожить, если ей не понравится происходящее. А если учесть, что мне наверняка рассказали не всё (или выставили себя в относительно хорошем свете), то и вовсе неприятная картина получается. — Но вернемся к людям, — сказала Яна. — Думаю, что твои знакомые уже не рады, что пришли в эти земли. Возможно, они тоже захотят рискнуть. Мы бы рекомендовали им попытаться найти другой дом. Как я уже говорила — здесь людям не место. Они должны уйти, если хотят остаться в живых. Так и передай. Я невольно подобралась и оскалилась: слишком уверенно и безапелляционно прозвучали последние фразы. Не как предложение, а как приказ, не подлежащий обсуждению и обязательный к исполнению. — Что будет, если свободные не подчинятся? — резко спросила я. — Каких мер ожидать с вашей стороны в этом случае? Оборотница удивлённо посмотрела на меня и пожала плечами. — Если люди хотят попытаться выжить здесь, мы мешать не будем. Но и вытаскивать умирающих не намерены. А вот бандитизма не потерпим. — Этого нет, — твёрдо ответила я. — Свободные борются и с насилием, и с убийствами, и с воровством. Тем более, что сатанисты в этом деле уже опытные и у них есть возможность и право судить. Яна вздрогнула и нахмурилась. — Я уверена, что йети будут против дьявольских обрядов и религиозного фанатизма — это не лучший путь. И ты, если не дура, тоже должна понимать, что секты и прочая муть — не выход. Думаю, мы решим зачистить таких соседей, как ваши секты. А если мы принимаем решение — то стараемся воплотить его в жизнь, — последние слова оборотница почти прошипела. Я заморгала, мучительно пытаясь понять, о чём говорит собеседница. При чём тут вообще религия и секты? А потом рассмеялась: мы уже свыклись с названиями племён и не воспринимали их как что-то необычное или сомнительное. — Стоп, — взмахнула руками, слегка покачнувшись на ветке. — Успокойся. Сатанисты — не сектанты. Это просто название племени. У сатанистов есть чёрные антимоскитные балахоны, во время сплава по вечерам они сидели в них вокруг костра и иногда даже пели. Так и прилипло прозвище, которое потом переросло в официальное название. К моему племени тоже прозвище «посвящённые» пристало, сократившись от начального «посвящённые в упрямство» — так что теперь, и нас в секту записывать? — Хорошо, если это только названия, — женщина слегка расслабилась, но настороженность осталась. — Но кто вас знает. От людей всего можно ожидать. Они же... — Яна привычно покрутила пальцем у виска. — Йети тоже того, — обиженно повторила я её жест. — По крайней мере, с точки зрения людей. Да и мне раньше часто так казалось, — добавила уже тише. — Это мы-то ненормальные? — недоверчиво уточнила собеседница. Подумав, я решила открыть часть прошлого и рассказала о приступах необоснованной агрессии, жоре и, немного помедлив, даже о непреодолимом сексуальном инстинкте. — Странно, — удивлённо почесала лоб Яна. — Нет, инстинкты у йети, конечно, сильные, но чтоб до такой степени у кого-то было — не помню. Может, это именно с тобой что-то не так? — Не только со мной, — помотала я головой. — С другими тоже как минимум жор был — Марк рассказывал. Возможно, там, где нас высадили, местность лучше подходит для людей, но хуже — для нас. И в результате такая реакция. — Может быть, — согласилась оборотница. — Но тогда ситуация ещё хуже — выходит, мы способны жить не везде. Или, по крайней мере — не везде так хорошо. Но не переводи тему. Мы говорили о тех людях, с которыми ты знакома. Всё-таки, если есть возможность, передай им то, что я сказала, — женщина на мгновение замолчала, а потом хлопнула себя по лбу рукой. — Да, кстати, у бандитов мы нашли телефон, вроде бы от кого-то из ваших. Сумеешь им воспользоваться, если я принесу? А то решать надо быстрее, люди ждать не будут. Я благодарно склонила голову... и согласилась. Не потому, что нуждалась, а чтобы потянуть время, остаться одной и успеть посоветоваться. — Не уходи далеко, я постараюсь вернуться как можно быстрее, — пообещала Яна и, высвистев детей, отправилась к запретной для меня территории другой оборотницы. Дождавшись, пока она скроется из виду, я переслала запись разговора, но пока не всем, а только своим, чтобы посоветоваться. Встреченные сородичи одновременно и привлекали, и пугали.