В самом конце XIX в. Поллок и Мейтланд писали: "Единство всей истории таково, что любой, кто попытается ее изложить, должен почувствовать, что его первое предложение разрывает бесшовную паутину". У многих английских историков это наблюдение может быть перевернуто с ног на голову: С самого первого предложения начинается создание бесшовной паутины, которая накладывает единство на всю историю. Применительно к английской нации эта бесшовная сеть имеет название "история вигов". Впервые сформулированные как политическая защита парламентских прерогатив, виги создали интерпретацию прошлого, в которой "прогресс английского общества" рассматривался как неумолимое расширение свободы, зарождение национальной идентичности и становление парламента как воплощения народной воли.
История вигов, с одной стороны, настаивает на том, что настоящее постепенно и неизбежно вытекает из прошлого, а с другой - что это вытекание, несмотря на несколько обходных и побочных путей, постепенно совершенствовало английское государство и нацию. Уильям Блэкстон, например, заявил, что "История наших законов и свобод" включала в себя "постепенный прогресс среди наших британских и саксонских предков, вплоть до их полного затмения во время норманнского завоевания; из которого они постепенно вышли и поднялись до того совершенства, которым они обладают в настоящее время". Далее он отметил, что "основополагающие максимы и нормы права... совершенствовались и совершенствуются с каждым днем, и в настоящее время они наполнены накопленной веками мудростью". В результате Англия имеет "конституцию, столь мудро придуманную, столь сильно поднятую и столь высоко законченную, [что] трудно говорить о ней с той похвалой, которая справедливо и строго ей причитается". Блэкстон пришел к выводу, что английская конституция является "самым благородным наследием человечества" . Эта точка зрения вигов одновременно объясняет, как возникла Англия (ныне Великобритания), и закрепляет легитимность государства в тусклых глубинах прошлого.
В связи с отсутствием дефинитивного момента основания многие английские историки углубляли свои исследования в туман доисторических времен. В ходе этих поисков то, как свидетельства пережили течение времени, часто определяло аргументы, которые они приводили. Например, Поллок и Мейтланд признали "соблазн, представляющий определенную практическую опасность, - переоценить как надежность письменных документов, так и важность вопросов, о которых в них идет речь, по сравнению с другими вопросами, для которых непосредственный авторитет документов недостаточен". Например, мы знаем гораздо больше о гардеробах монархов и придворных, об оружии и боевых доспехах рыцарей, о замках и поместьях знати, чем об их отношении и понимании политической идентичности и надлежащей роли правительства.
Большая часть ранней английской истории, не только опыт жизни народных масс, но даже наиболее значимые факты формирования государства, навсегда утеряны. Даже там, где свидетельства сохранились, их форма и содержание иногда разочаровывают тех, кто хотел бы спроецировать "английское" существование в самые отдаленные области прошлого. Дэвид Хьюм, хотя и был одним из самых смелых и настойчивых историков, не пытался восстановить древнюю родословную саксонских королей и народов, которыми они правили до своего вторжения в Британию в середине IV века:
Мы не будем пытаться проследить более глубокое происхождение этих князей и народов. Очевидно, что в те варварские и неграмотные века было бесплодным трудом искать летопись народа, когда его первые вожди, известные в достоверной истории, считались четвертыми по происхождению от баснословного божества или от человека, возвеличенного невежеством в этот образ. Темная индустрия антикваров, руководствуясь воображаемыми аналогиями имен или неопределенными традициями, тщетно пыталась бы проникнуть в ту глубокую неизвестность, которая покрывает далекую историю этих народов.
Английские ученые с разной степенью смелости пытались "проникнуть в эту глубокую неизвестность". Уильям Стаббс, например, считал, что ему ясно видна схема, по которой англичане развивали свою цивилизацию, хотя и признавал, что многие детали были утеряны.
Каким бы ни было качество доказательств, причина упорства всегда была очевидна. Б. Уилкинсон, например, "остро осознавал непрерывность истории" как принцип и мотивацию исследования.
Сегодня мы, пожалуй, более остро ощущаем преемственность истории. Мы ценим Средневековье как не только фундамент, но и образец нашей цивилизации. Мы больше ценим то, что в основе нашего образа жизни в ХХ веке лежит тождество с образом жизни наших средневековых предшественников. Мы должны изучать Средние века не только как фундамент, но и ради них самих. Это был период, когда просто и энергично выражались наши собственные конституционные идеалы и традиции, которые сохраняются до сих пор и без которых наша цивилизация не может жить.