Одной из наиболее эффективных тактик повстанцев было планирование массовых демонстраций таким образом, чтобы они совпадали с траурными мероприятиями по погибшим.
Согласно шиитской традиции, траурные годовщины отмечались с интервалом в сорок дней после смерти. Поскольку все знали, когда кто-то был убит на предыдущей демонстрации, этот интервал, а значит, и следующий повод для демонстрации были общеизвестны и не требовали особых формальностей. Кроме того, как набожные, так и светские элементы революционной коалиции могли проводить демонстрации под прикрытием религиозных обрядов, что позволяло эффективно сочетать их соответствующие обязательства. Наконец, режим не мог подавить погребальные ритуалы, не рискуя вызвать массовую реакцию среди тех, кого можно было мобилизовать только явным нарушением исламской практики. В итоге получилась великолепная тактика, которая и объединила движение, и перехитрила режим, но в остальном была лишена реального смысла и содержания.
Как волеизъявление народа демонстрации опираются на простые лозунги как мобилизующую тему и наглядную демонстрацию настроений. Как следствие, они не давали четкого представления о том, какое государство хотели бы построить массы после победы революции. Это было преимуществом, поскольку каждый элемент революционной коалиции мог сплотиться вокруг лозунгов, провозглашающих "свободу и социальную справедливость" как принципы, которые нарушил шах. И почти каждая группа в коалиции принимала религиозные образы как способ общения с руководимыми ими массами. В результате приевшиеся идеологические темы, демонстрируемые на улицах, почти все члены революционной коалиции могли интерпретировать так, чтобы это отвечало их собственным целям. Однако, несмотря на общую оппозицию шаху, внутри коалиции не было согласия по поводу создания нового революционного государства. Для многих членов коалиции это открытие впоследствии стало неприятным сюрпризом.
Во время революционного кризиса 1978 и начала 1979 гг. Хомейни прикрывал свои цели публичной риторикой, которая успокаивала более светские и левые элементы коалиции. Отвечая в сентябре 1978 г. на вопрос о том, что будет включать в себя создание исламского правительства, Хомейни категорически отрицал, что "религиозные лидеры должны сами управлять делами правительства", поскольку они должны лишь "вести людей за собой, выполняя их исламские требования". Что касается возможности его участия в работе нового правительства, то Хомейни заявил, что "ни мой возраст, ни мое желание, ни мое [религиознее] положение позволяет это". Его роль и роль уламы будет ограничена "руководством и консультированием", чтобы "не было никаких отклонений и люди не подвергались угнетению". Хомейни даже зашел так далеко, что заявил, что при исламском правительстве женщины будут свободны в выборе "своей профессии, занятий и судьбы". Примерно в то же время Хомейни заявил корреспонденту французской газеты: "Мы выступаем за режим полной свободы. Будущий режим Ирана должен быть режимом свободы. Единственными его ограничениями будут, как и в любом другом государстве, общие интересы общества, а также соображения достоинства".
Пытаясь снять опасения, что духовенство намерено взять власть в свои руки, Хомейни провел различие между рутинной, технической политикой правительства и той, которая затрагивает ислам как духовную общину.
Есть некоторые вопросы, которые относятся к сфере исполнительной власти, например, градостроительство и регулирование дорожного движения. Они не относятся к [Священному] праву, и ниже достоинства ислама заниматься ими; они не относятся к основным законам. В исламе нет места для учреждения основных законов, и если будет учреждено собрание, то это будет не законодательное собрание в этом смысле, а собрание для надзора за правительством. Оно будет обсуждать [и определять] исполнительные вопросы, о которых я говорил, а не основные законы [которые уже установлены исламом].
В данном случае Хомейни выступал в разгар революционного кризиса, когда он пытался собрать разношерстную коалицию, которая заставила бы правительство разрешить ему вернуться в Иран.