Как и большинство книг, эта начиналась как мечта. За последнее десятилетие эта мечта претерпела значительные изменения - настолько значительные, что некоторые из тех, кто когда-то допускал возможность ее осуществления, уже и не помнят, что они это делали. Тем не менее я сердечно благодарю их за это: Джон Брук, Дэн Карпентер, Дуглас Дион, Джейсон Фрэнк, Айра Кацнельсон, Кит Крехбиель, Азиз Рана, Сильвана Тоска, Грег Вавро и Пабло Янгуас. По мере того как шли годы и я начинал писать, я периодически пересматривал проспект, описывающий эту мечту. В этих исправлениях (которые были похожи на корректировку курса) мне помогали Уриэль Абулоф, Иван Ермакофф, Джилл Франк, Изабель Перера и Ник ван де Валле. Нику было поручено прочитать как очень ранние, так и очень поздние варианты плана книги. Несколько человек заслуживают еще большей благодарности за снисходительное отношение к деталям: Дэвид Бейтман (который внимательно прочитал несколько длинных глав и дал мне страницы и страницы комментариев), Джордан Эккер (который кропотливо проработал раздел об основании Америки, как редактируя текст, так и указывая на ошибки) и Юцин Вэн (который, как я подозреваю, часто неосознанно, формировал мое мышление на протяжении многих лет, когда мы обсуждали многие вопросы, как центральные, так и периферийные для этой книги). Элизабет Сандерс, моя коллега и партнер на протяжении почти полувека, вновь воспользовалась своим легендарным острым карандашом. В результате многие из моих самых дорогих сносок были изгнаны из этой книги. Как ни больно это признавать, но в этом она была права. Однако в некоторых отношениях она пошла по стопам рецензентов издательства Кембриджского университета, которые (в более мягкой форме) рекомендовали примерно то же самое. Я благодарю их, а также Рэйчел Блэйфедер, моего редактора в Cambridge University Press. Рейчел вмешалась как раз в нужный момент, и ее предложения, помимо всего прочего, радикально изменили структуру книги. Я очень благодарен всем за помощь. Надеюсь, что за эти годы я научился слушать не только то, что говорят люди, но и то, что они хотят сказать, иногда нечаянно. Последнее часто бывает важнее.
Введение
В книге рассматриваются шесть современных оснований. Три из них связаны с созданием недемократических государств: диктатура пролетариата, возникшая в результате русской революции, фашистский режим, появившийся в Германии в 1933 г., и исламская республика, возникшая в ходе иранской революции. Хотя эти примеры интересны сами по себе, они послужат полезной иллюстрацией для создания трех государств, суверенитет которых полностью или частично основывается на их приверженности тем принципам, которые мы привыкли ассоциировать с традиционными демократическими государствами: неписаная английская конституция как воплощение прав англичан; американская конституция, созданная после того, как в этих правах англичан было отказано колонистам; и Французская революция, утвердившая права человека в качестве оправдания уничтожения монархии и упадочных остатков феодализма. Однако, как станет ясно при рассмотрении этих случаев, различие между недемократическими и демократическими основаниями во многом зависит от нормативных обязательств смотрящего.
Это происходит по двум причинам. Во-первых, во всех современных государствах существует мифологическая концепция воли народа, в том числе вера в то, что эта воля может быть явлена только через правильно задуманную и осуществленную политическую практику. В демократических государствах воля народа выражается более свободно и открыто, чем в недемократических. Но все современные устои в той или иной степени ограничивают ее выражение. Во-вторых, все современные основания опираются на априорные нормативные решения, касающиеся идентичности народа, трансцендентной социальной цели, связанной с его исторической судьбой, и практики, через которую должна проявляться народная воля. Например, при создании советского государства большевистская революционная элита идентифицировала пролетариат как "народ", объявила его судьбой мировую коммунистическую революцию и утверждала, что ее партия является тем средством, через которое, с небольшими оговорками, будет проявляться воля пролетариата.