Houston Stewart Chamberlain
In 2 Bänden
Band l
ОСНОВАНИЯ ДЕВЯТНАДЦАТОГО СТОЛЕТИЯ
Том I
Перевод с немецкого: Е.Б. Колесниковой
Санкт–Петербург "Русский Миръ" 2012
УДК 1 (091):2–1(257+26+27) ББК 87.3:86.2 4 42
Чемберлен X. С. Основания девятнадцатого столетия / Пер. Е. Б. Колесниковой. — В 2 т. Т. I. — СПб.: «Русский Миръ», 2012. — 688 с.
ISBN 978–5–904088–15–6
ISBN 978–5–904088–16–3 (т. I)
Появление книги X. С. Чемберлена в свое время — в конце XIX века — произвело сенсацию. Одни восприняли ее как своего рода Евангелие, дающее ответ на духовные и культурно–исторические вопросы общества, другие — как свидетельство глубочайшего упадка европейского гуманизма и культуры. Образчиком этого упадка как раз и явилось сочинение Чемберлена, попытавшегося объяснить законы социально–культурного развития с позиций расового учения, в нем достиг своего апофеоза культ германизма как высшей формы культуры.
Тревожные симптомы тех эксцессов, которые поражали европейское общество столетие тому назад, обнаруживаются вновь, и для понимания их сущности и природы мы вынуждены обращаться к такого рода раритетам.
© Издательство «Русский Миръ», 2012
© Колесникова Е. Б. перевод, 2012
© Солонин Ю. Н., статья, 2012
© П. Палей, оформление, 2012
Физиологу,
надворному советнику, профессору, доктору ЮЛИУСУ ВИЗНЕРУ, ректору университета Вены в знак уважения и благодарности и признания определенных научных и философских убеждений посвящается
Том I
Мы принадлежим к роду, который стремится из тьмы к свету.
Гёте
Общее введение
Все основывается на содержании, содержательности и дельности выдвинутого принципа и на чистоте намерения.
Гёте
План произведения
Поскольку работа, первая часть которой находится перед Вами, не должна состоять из беспорядочного нагромождения отдельных фрагментов, а с самого начала задумана как единое произведение, то был составлен подробный план каждой части. Задачей данного общего введения является разъяснение принципа, по которому составлено все произведение. Хотя первая книга и представляет собой законченное произведение, но оно не было бы таковым, если бы не являлось отдельной частью более широкой мысли.
Эта мысль является предпосылкой «части, которая изначально есть целое».
Какие ограничения возлагаются на частное, когда оно встречается лицом к лицу с огромным миром фактов, — не требует подробного рассмотрения. Решить такую задачу научно не представляется возможным; только художественное изображение, опираясь на тайные связи между видимым и воображаемым, способно (в случае удачи) создать целое из того материала, который, подобно эфиру, пронизывает мир во всех направлениях, все связывая, используя малое, только фрагменты. Если это автору удалось, то труд его не был напрасным, так как необозримое стало отныне обозримым, не имевшее формы приобрело ясные очертания. Для этой цели отдельное единое по сравнению с объединением самодостаточных (selbsttuechtiger) субъектов имеет преимущество по мере того, насколько оно способно создать единообразную форму. Это свое единственное преимущество оно должно использовать. Искусство может выступать только как целое, завершенное. Наука, напротив, неизбежно является фрагментом. Искусство объединяет, наука разделяет. Искусство придает форму, наука расчленяет формы. Ученый стоит в известной степени на архимедовой опоре вне мира: это его величие, его так называемая «объективность». Но это и его очевидная слабость, поскольку как только он покидает область фактических наблюдений, чтобы свести многообразный опыт к единству представлений и понятий, он оказывается висящим на тонких нитях абстракции в пустом пространстве. Напротив, творческая личность стоит в центре мира (т. е. своего мира), и куда проникает его мысль, туда проникает и его изобразительная сила, так как она является выражением его индивидуальности в живой взаимосвязи со средой. По этой причине его нельзя упрекнуть в «субъективности», так как она является основным условием его творчества. Но в данном случае речь идет о предмете, который имеет точное историческое описание. Ложь была бы смешной, произвол — непереносимым. Автор не сможет поговорить с Микеланджело: на этой странице, в этом камне не может быть смысла, который я не вкладываю:
In petra od in candido foglio
Che nulla ha dento, et evvi ci ch'io voglio!