В настоящей работе предполагается наличие у читателя знания истории, хронологии мировой истории. Можно попытаться сделать только одно, а именно возможно кратко определить основные определяющие признаки этого «наследия старого мира». Это будет сделано в трех главах, в первой рассматривается эллинское искусство и философия, во второй римское право и в третьей явление Иисуса Христа.
Историческая философия
Прежде чем закончить это вводное слово, еще одно предупреждение. Выражение: то или это «должно было» произойти, сорвалось с моего пера; может быть, оно еще вернется. Это ни в коей мере не дает права на существование догмам исторической философии. Взгляд в прошлое из настоящего позволяет сделать вывод, что определенные события должны были произойти в то время, чтобы сегодня было так, как оно стало. Вопрос, мог ли быть ход истории иным, чем он был, сюда не относится.
Запуганные шумихой так называемой «научности», многие сегодняшние историки стали в этом отношении очень боязливыми. Однако понятно, что современность только тогда приобретает ясный смысл, когда она рассматривается sub specie necessitatis. «Vere scire est per causas scire», — говорит Бэкон. Только такой подход научный. Но как его можно проводить, если не везде признается необходимость? Слово «должен» выражает необходимую связь между причиной и следствием, более ничего; с помощью такого рода взглядов мы, люди, позолотили засов, запирающий наше узкое ограниченное духовное пространство и не представляем, что мы могли бы вырваться на свободу. Однако заметим следующее: когда возникает необходимость, то вокруг этой точки расходятся все более широкие круги, и никто не может нам препятствовать — если это требуется для нашей цели — отказаться от дальнего, растянутого пути по наружному кругу и занять позицию как можно более близкую к самой оси, в том месте, где кажущийся произвол почти сливается с необходимостью.
Первая глава. Эллинское искусство и философия
Лишь через людей вступает человек в дневной свет жизни.
Жан Поль Фридрих Рихтер
Становление человека
Было сказано много умных слов о различии между человеком и животным. Намного более важным кажется мне вопрос различия между человеком и человеком. В тот миг, когда человек пробуждается к осознанию творческой силы, он переступает через определенные границы и разрушает ту силу, которая, несмотря на все его дарования и все его достижения, являла его принадлежность, в том числе духовную, к остальным живым существам. Через искусство в космосе появляется новый элемент, новая форма существования.
Эти слова позволяют мне стоять на той же почве, что и некоторые величайшие сыны Германии. Такой взгляд на значение искусства отвечает также, если не ошибаюсь, специфическому дарованию немецкого духа. Такая ясная, четкая формулировка мысли, как у Лессинга и Винкельмана, у Шиллера и Гёте, у Гёльдерлина, Жана Поля и Новалиса, у Бетховена и Рихарда Вагнера, едва ли встречается у других представителей родственной группы индогерманских народов. Вначале нужно точно определить, что следует понимать под «искусством». Когда Шиллер пишет: «Природа создала только живые существа, искусство — человека», — имеет ли он в виду игру на флейте или сочинение стихов? Кто внимательно перечитывает сочинения Шиллера (прежде всего его «Письма об эстетическом воспитании человека») постепенно признает, что понятие «искусство» для этого поэта–философа очень живое, воодушевляющее и одновременно достаточно сложное, которое трудно вместить в короткое определение. Кто его не понял, может ошибочно полагать, что преодолел такой взгляд. Послушаем, что говорит Шиллер, так как для цели настоящей главы и всей книги в целом необходимо понимание этого основного понятия. Он пишет: «Природа поступает с человеком не лучше, чем с другими своими творениями: она действует на его стороне там, где он еще не может действовать сам, как свободный интеллект. Но человеком его делает то, что он не останавливается на том, что дано ему от природы, но способен на шаги, которые она с ним предвосхищала, с помощью разума исправить, тяжелый труд преобразить в труд своего свободного выбора и физическую необходимость возвысить до моральной». Жажда свободы характеризует художественное состояние для Шиллера: человек не может избежать нужды, «но он ее может преобразовать. Делая это, он проявляет себя как художник. Как таковой он использует элементы, предлагаемые ему природой, чтобы создать себе новый мир видимого, иллюзорного. И тут появляется второе, и это второе ни в коем случае нельзя упустить из виду: в то время как человек «в своем эстетическом состоянии» в некоторой степени «ставит себя вне мира и наблюдает его», оказывается, что он этот мир, мир вне его, впервые четко увидел! Это было иллюзией, заблуждением хотеть вырваться из лона природы, но эта иллюзия приводит его к полному и правильному пониманию природы: «человек не может очистить видимое, иллюзию от действительности, не освободив одновременно действительность от видимого». Только начиная сочинять, человек начинает сознательно думать. Только когда он строит, он будет внимателен к архитектуре мироздания. Действительность и видимость сначала смешиваются и путаются в его сознании. Сознательно творчески заниматься видимым — это первый шаг к достижению возможно свободного чистого познания действительности. Истинная наука, т. е. не та, что просто измеряет и регистрирует, но та, которая наблюдает и познаёт, возникает по Шиллеру под непосредственным влиянием художественных устремлений людей. Теперь в человеческом уме может появиться философия, поскольку она находится между обоими мирами. Философия опирается одновременно на искусство и науку; она, если можно так сказать, — новая художественная обработка особой, очищенной действительности. Но этим значение понятия «искусство» для Шиллера не исчерпывается, так как «красота» (свободно преобразованный, новый мир) не только предмет. В большей степени в ней отражается также «наше субъективное состояние»: «Красота — это форма, потому что мы ее наблюдаем; вместе с тем — это жизнь, потому что мы ее чувствуем. Одним словом, она одновременно наше состояние и наше действие».15 Чувствовать как художник, мыслить как художник означает особое состояние человека вообще; это настроение или, лучше сказать, образ мыслей... еще лучше — скрытый запас сил, который в жизни отдельного человека как и в жизни целого народа повсюду, даже там, где нет непосредственного участия искусства, науки и философии, должен действовать «освобождающе», «преобразующе», «очищающе». Или, рассматривая это положение с другой стороны, мы можем вместе с Шиллером16 сказать: «Из счастливого инструмента человек превратился в несчастного художника». Об этом трагизме я говорил в вводном слове.